Но так кажется только окружающим. Для самой же Снайфридур такой шаг вполне естествен и логичен. Она делает его именно потому, что знает, какие страдания принесет ей этот брак. Жизнь с Магнусом, с «последним», — это полярная противоположность имитации счастья, жизни со «средним». Брак с Магнусом — это вовсе не поражение, не унижение для Снайфридур. Унижением и поражением для нее был бы брак с «просто хорошим человеком», и решение выйти замуж за Магнуса — это, наоборот, ее победа, ее возвышение, ее месть судьбе, символ ее бескомпромиссности, верности своим жизненным принципам.
Лакснесс сближает трагедию своей героини с трагедией всего исландского народа. Именно личное горе Снайфридур способствует тому, что она начинает понимать и большое общенародное горе. Она сознает, что те страдания, на которые ее обрекла судьба, просто ничтожны в сравнении с страданиями родины. Намеренно взяв на себя мученическое бремя, она называет себя счастливой, отвергает сострадание тех, кто называет ее несчастной: «Если есть в Исландии счастливая женщина, то это я. Ибо я тку ковры с изображением героев минувших времен, вышиваю покровы на алтари… и коплю серебро у себя в ларе. К тому же господь сделал меня бесплодной, а это, пожалуй, величайшее счастье, какое только может выпасть на долю исландской женщины».
Трагедии Йоуна Хреггвидссона, Снайфридур, Арнаса Арнэуса — это трагедии тех, кто не сдается. Не сдается исландский народ, не сдаются герои книги, продолжающие — каждый по-своему — свою борьбу. Такой народ, таких людей победить нельзя — этой идеей проникнуты две первые книги лакснессовской трилогии. Напомним, что они были созданы в 1943–1944 годах, то есть в годы подъема движения за национальную независимость и осуществления этой вековой мечты исландского народа. И, несмотря на то, что в них показана вся глубина национальной трагедии, обо эти книги по существу оптимистичны, так как они утверждают непобедимость исландского народа, прославляют его свободолюбие и волю к борьбе.
Однако в третьей книге, «Пожар в Копенгагене», тон повествования, как уже отмечалось выше, значительно изменяется, как изменяется и характер героев. Они во многом теряют то, чем они велики, — свою волю к борьбе, несгибаемую веру в свои силы.
В романе возникает новая тема — тема продажи Исландии иностранной державе. Необыкновенно страстна речь Арнэуса, обращенная к представителю немецкой купеческой компании, которой датский король предложил купить Исландию и которая предложила Арнэусу стать ее наместником в Исландии, то есть полным властителем страны: «Если маленький беззащитный народ при всех своих несчастьях так счастлив, что имеет достаточно сильного врага, то время вступит в союз с этим народом. А если он в нужде своей прибегает к защите тролля, тот проглотит его в мгновение ока… Когда на берегах Исландии вырастут немецкие торговые города и рыбацкие поселки, то много ли пройдет времени, пока там, скажем, появятся также и немецкие крепости, и наемные войска? Какова же будет судьба народа, создавшего славные книги? Исландцы в лучшем случае станут жирными слугами в немецком вассальном государстве. А жирный слуга не может быть великим человеком. Избиваемый же раб — великий человек, ибо в сердце его живет свобода».
Постановка этой темы была обусловлена исторически. В те годы исландские власти, несмотря на массовые протесты общественности, дали согласие на пребывание американских войск в стране и в мирное время. Лакснесс в своей публицистике того времени горячо протестовал против фактической продажи страны, против новой угрозы ее независимости, ее культуре. И тревога Арнаса Арнэуса о последствиях чужеземного владычества прямо перекликается с настроениями общественности в середине 40-х годов, с настроениями самого Лакснесса, который с большой горечью переживал опасные для родины события.
В «Пожаре в Копенгагене» мало что осталось от исторического оптимизма, столь характерного для первых книг трилогии. Иными стали и Йоун, и Арнас, и Снайфридур. Йоун Хреггвидссон уже далеко не тот бесстрашный, хитрый крестьянин, который никогда не терял присутствия духа и смеялся в лицо своим палачам. Теперь это старый, очень усталый человек, который уже ничего не ждет от жизни, ни во что не верит, ни на что не надеется.