Самоцветные горы

Язык велиморских сегванов не испытал столь прискорбных утрат. Более того, они упорно именовали свои озёра “морями”, а лодьи вооружённой свиты своего кунса – “косатками”. Хотя правильнее, пожалуй, было бы называть их “щуками”. Для плавания среди Малых Островов не требовались большие корабли, способные противостоять океанским штормам. Да и тесновато было бы им в узких затонах и извилистых, мелководных проливах. Люди кунса Вингорриха ходили на узких, вёртких, но при этом довольно вместительных лодках, а настоящая “косатка” имелась всего одна. Морской народ выстроил её очень, очень давно, когда кое у кого ещё были мысли вернуться. Но с тех пор, как выяснилось, что морских Врат, ведущих из Велимора и способных пропустить судно, ещё не разведано, – её стали тревожить плаванием всё реже. “Косатки” строятся на века, однако никакой корабль долго не проживёт вытащенным на сушу. Наверное, злополучная “косатка” так и рассохлась бы в сарае, не видя солнца и ветра. Но появился юный кунс Вингоррих, и, когда спасённый из озера отрок повзрослел и люди Малых Островов снова обрели предводителя, да не какого-нибудь, а из хорошего Старшего Рода, – у “косатки” снова завёлся хозяин. И хозяин, по общему мнению, очень достойный.

Во всяком случае, Винитар, глядя с подходившей к берегу рыбачьей лодки, ревниво оглядел стоявший у причала корабль – и не нашёл повода для придирки.

Остров, где остановился кунс, назывался Шесть Ёлок. Легенда гласила, что люди, первыми побывавшие здесь в стародавние времена, немало подивились шести деревьям, росшим из одного могучего корня. Раз нашлось чему удивляться, значит, ели уже тогда были пышными и высокими. С тех пор миновали века, и кто сказал, будто ель живёт всего триста лет? Шесть красавиц по-прежнему лишь посмеивались над снегопадами и ветрами, а подгнивать и валиться вовсе не собирались.

Понятно, именно под ними и должен был совершиться кунсов суд. На острове уже знали, что с Другого Берега едут за справедливостью, ибо совершилось убийство. Винитар пристально смотрел вперёд, стараясь высмотреть родича, но того пока нигде не было видно.

Когда Волкодав передал рассказанное ему щенком, и чуть позже его повесть самым плачевным образом подтвердилась в малейших подробностях, – старейшина Атавид, у которого в одну ночь зримо прибавилось седины, прямо над телом сына едва не проклял троих пришлецов, ни дать ни взять накликавших ему несчастье. Так шады Саккарема когда-то казнили гонцов, доставивших скверные вести.

“Атарох был нам не чужим, – сказал старейшине Винитар. – Не назовут люди достойным, если его гибель останется неотомщённой. Убийцу видели, значит, найдётся и способ воздать ему по заслугам”.

“Видели?.. – с горестным смешком переспросил Последний. – Кто видел? Щенок?..”

“Разве этого не довольно для справедливости? – подал голос Волкодав. – Когда дворовый пёс хватает грабителя, никто не говорит, что там должен быть ещё и хозяин…”

Атавид отмахнулся:

“Ты хочешь, чтобы я и кунса заставил принять такое свидетельство?”

“Перед ним, – сказал Винитар, – я сам встану, если ты мне позволишь. Я знатного рода, старейшина. Меня называли боевым кунсом, и я не случайно попал на остров Закатных Вершин, а там и в Понор. Ваш Вингоррих – дядя мне по отцу”.

“Об этом я и сам уже догадался…” – устало кивнул Атавид.

Винитар же подумал и добавил:

“И я не побоюсь рукопашной, если справедливостью кунса дело не ограничится и потребуется призвать справедливость Богов”.

Атавид снова кивнул, на сей раз с пробудившейся благодарностью. Вот так и было решено проверить, стоил ли кунс Вингоррих тех тармаев, которых наловил для него Атарох и которые валялись рядом с его телом, раскиданные в траве.

Рыбачья лодка причалила к берегу, встав совсем рядом с великолепной “косаткой”.

* * *

Для предводителя под сенью праведных ёлок было уже устроено нечто вроде стольца. Согласно установлениям предков, им служила скамья гребца, снятая с “косатки” и возложенная на два деревянных обрубка. Установление было мудрым. Пусть тот, кто выносит приговор, забывая о чести, не надеется на верную службу своего корабля!

Когда приехавшие выбрались на берег и должным образом расселись на земле, кунс вышел к ним из палатки.

– Помнишь, как люди когда-то смеялись над нами, сегванами? – поздоровавшись, сказал он Последнему. – Они говорили, будто у нас есть сказания про любовь, вражду и всякие смешные похождения, но нет самых забавных – про то, как было содеяно преступление и разыскивали виновных. Это оттого, что у нас убивший всегда выходит к ближнему двору и подробно рассказывает, что он сделал и почему. Так вправду и было когда-то. Но теперь у нас тоже завелись не-мужчины-не-женщины, которые убивают исподтишка и бегут, никому не открывшись!.. Что же произошло с твоим сыном, старейшина?

Кунс был крупным светлобородым мужчиной, очень похожим на своего младшего брата, прозванного Людоедом, только, в отличие от брата, Вингоррих не нажил к зрелым годам вислого брюха, сохранив и воинскую стать, и осанку вождя.

Атавид ответил ему так, как у него было уговорено с Винитаром: