Самоубийство Германской империи

Если оценивать ситуацию с точки зрения Гитлера, сопротивление до последней минуты не было бессмысленным. Только такое сопротивление могло привести к итогу, к которому начиная с декабря 1941 года была направлена вся его стратегия: фронтальное столкновение западных держав с Советским Союзом. Такое столкновение, которое с самого начала было слабым местом и внутренним противоречием в расчетах Гитлера, заранее предполагало поражение Германии. До тех пор пока непобежденная Германия оставалась изоляционным слоем между Востоком и Западом, последние не могли прийти к столкновению.

Для политика с нормальным разумом такая логика явилась бы причиной в корне пересмотреть всю концепцию. Однако Гитлер не был политиком с нормальным разумом. Он обладал не знавшей границ смелостью и упорством, которые в предшествующие годы казались ему самому и большинству его соотечественников высшей формой гения. Эти качества он проявил и в этот момент: поскольку поражение Германии являлось предпосылкой для войны между Востоком и Западом, на которую он делал ставку, Германия должна была погибнуть именно в результате поражения, а затем уже продолжать борьбу. Для достижения окончательной победы ни в коем случае нельзя было уклониться от подобного болезненного промежуточного этапа, чтобы спасти что-нибудь «второстепенное» — человеческие жизни, культурные и материальные ценности или даже существование государства.

Здесь-то и образовалась первая брешь между народом и фюрером. В предшествующие годы немцы проявили интуитивное понимание особого «гения» или безумия Гитлера. Именно это позволило побудить их совершить под его руководством нечто необычное — необычно чудовищное и противоречащее человеческому разуму. Но в тот момент, когда встал вопрос о жизни, немцы не хотели больше идти за ним. Как известно, именно это обстоятельство обусловило в последнюю минуту глубокое презрение Гитлера к ним. В итоге немцы все же оказались не в состоянии следовать ему, они не были достойны его и поэтому заслуживали как народ гибели — так выглядели заявления Гитлера в последние дни его жизни.

Правда, так же как и Гитлер, немцы хотели, чтобы в случае поражения их по возможности победили и оккупировали западные державы. Однако Гитлер хотел, чтобы и после поражения, даже не имея территории и государства, немцы продолжали бороться и тем самым по воле или против воли вынудили Запад включить сопротивляющихся немцев как союзников в войну с Советским Союзом. Но немцы больше не хотели воевать; они уже были сыты войной по горло. Вместо того чтобы сражаться, они бежали на Запад и там капитулировали.

Надежда Гитлера на столкновение Запада с Востоком была не такой уж необоснованной: весной и ранним летом 1945 года действительно была опасность (или, если хотите, шанс), что война между победителями могла вспыхнуть сразу же. По крайней мере, один из ведущих деятелей коалиции — Черчилль был, по достоверным источникам, готов и даже стремился к этому. Да и сама мысль продолжать борьбу после тотального поражения, не имея ни государства, ни территории, не была голой фантазией сумасшедшего. Однако у Германской империи Гитлера, которая вела не национальную и революционную, а империалистическую, грабительскую войну, не было для этого ни психологических, ни социальных предпосылок. Гитлер, как всегда, вел большую игру. Он даже поражение хотел сделать победой — конечной победой на Востоке; при этом он проиграл то, что большинству немцев казалось в это время лучшим и еще достижимым: поражение на Западе.

В конце 1944 года армии союзников на Западе и Красная Армия на Востоке подошли к границам Германии, но империя была еще стабильной. Для успешной защиты на обоих фронтах сил уже не хватало, но для одного фронта их, видимо, еще хватило бы: Германия, образно говоря, могла еще выбирать, кто ее победит и оккупирует. У Германии был еще порох в пороховницах. Гитлер использовал его против Запада: наступление в Арденнах в декабре 1944 года было одной из наиболее важных по последствиям военных операций в период второй мировой войны.

Решение Гитлера нанести еще один удар по Западу кажется на первый взгляд парадоксальным. Ведь он хотел продолжить войну против Советского Союза на стороне Запада! Разве не логичнее было сконцентрировать все оставшиеся силы на Востоке и в большей или меньшей степени без сопротивления открыть ворота западным державам? Но это была логика разбитых немцев, а не Гитлера. Он признавал поражение, но желал продолжения войны и лелеял надежду на конечную победу.