Самоубийство по заказу

Оба наказанных, когда им была дана команда выйти из строя, сделали это с трудом. Хлебородов едва держался на ногах, нокаут и последовавшая затем реакция всего организма сильно ослабили его. Он качался, грозя вот-вот упасть. Но сочувствия у капитана Андрющенко он не вызывал никакого. Подумаешь, Соплей обзывали… Солдат, называется… А все остальное – ненужные эмоции Калмыкова. Сам-то чего ж не вмешался? А теперь вот ты гаси, капитан, скандал. ЧП!

Понимая необходимость хоть какого-то объяснения своего решения, Андрющенко счел нужным выразить и личное мнение по поводу безобразного поведения… рядового Хлебородова. И он не сразу сообразил, почему по строю солдат порывом ветра просквозил какой-то непонятный ему ропот. Или нечто, напоминающее недовольство. Искренно не понял. Пробежал глазами по лицам, увидел хмурое выражение, характерное для большинства стоящих перед ним солдат. Но не придал значения тому, что они чем-то могут быть недовольны. А разве сама по себе драка с кровопролитием – не повод для командирской строгости?

И высказал, как резюме:

– Я все-таки не понимаю, как простое, нормальное человеческое желание познакомиться с подругой твоего близкого товарища может вызвать такую бешеную злобу и вспышку ненависти? Ну, ссорились парни, даже могли и не здороваться. Но чтоб такую жестокую драку устроить?…

Он, конечно, понимал, что сам же и противоречил себе. Но одно дело – официальный приказ. А тут он мог сказать и от души. Да и потом, чего повторять, не нравился ему этот Хлебородов, из-за бесконечных нарядов которого все показатели воспитательной работы в третьей роте катастрофически летели вниз. Нет, не на «губу», а в дисбат – дисциплинарный батальон, надо бы отправить этого Хлебородова, избавляться от таких, как от заразы…

Но почему-то строй реагировал не так, как ожидалось. Не мелькало улыбок, не слышались смешки, на которые капитан в такие минуты сознательно не обращал внимания. Хмурые стояли, недовольные… Так ничего и не поняв, махнул он рукой и ушел.

Еще не пришедшему в себя после нокаута Андрею двое ребят, призванных из Моздока, помогли дойти до помещения гауптвахты, где ему предстояло теперь провести ближайшие десять дней.

Комок писем, в качестве вещественного доказательства вины Дедова, Копылов отдал капитану. Андрющенко выслушал устное сообщение старшего сержанта и, удивленно покачав головой, сказал, что и мышь страшна бывает, если ее разозлить, но при этом искренне посочувствовал сержанту Дедову. Однако навещать этого болвана вовсе не собирался, тем более что того сразу после вечерней поверки увезли в госпиталь. Может, и в самом деле, разбитый нос поправлять придется. Не хватало только уголовного дела заводить по причине нанесенного увечья…

А письма Ланы к Адику он прочитал. И, надо сказать, с большим интересом. Даже был момент, когда капитан позавидовал немного рядовому Хлебородову. Надо же – такое ничтожество во всех отношениях, и этакую девку отхватил! Истину говорят, что только дуракам в нашей жизни и везет…

Подумал даже, что на вынесенном им наказании Хлебородову можно будет немного поиграть с этой Ланой. Это ведь как подать… Найти бы ее только. А там – пусть навещает, это ж всегда можно организовать, а попутно попробовать и утешить девушку. Было в ней такое, что очень возбуждало воображение капитана. А, в самом деле, почему бы не попробовать?…

И он распорядился, чтобы дежурные на КПП, в случае если появится гражданка Медынская, немедленно сообщить об этом ему лично. И он не сомневался, что она до отъезда из Москвы наверняка захочет еще разок повидаться со своим Адиком… тьфу, твою мать! Назовут же мужика Адиком-Педиком!..

И в таком вот умиротворенном внутреннем состоянии он отправился в свою комнату в офицерском общежитии. А насчет чепе у него особых волнений не было, первый раз, что ли? Ну, доложит комбат «бате», тот сделает замечание. Надо будет изобразить полнейшее раскаянье, вот и все. Да еще выслушать подначки от веселых сослуживцев. Главное только, чтоб вся эта катавасия не вышла за пределы части. Но в этом капитан был уверен, ибо ни у кого из его товарищей не могло даже и возникнуть мысли о том, чтобы перед кем-то из посторонних раскрыть свои внутренние неурядицы.

Армия – это вполне закрытый клан, общность, куда посторонним вход категорически воспрещен. К сожалению, далеко не все понимают эту основополагающую истину…

Но, как бы там ни было, а «беспрецедентная» драка в казарме получила соответствующую оценку.

И, если у капитана Андрющенко, и могли, – что, в принципе, исключено, – возникнуть какие-то сомнения по поводу наказания рядового Хлебородова, то встреча с его невестой на следующий день, закончившаяся полным фиаско капитана, утвердили его в своем решении. Каков он, такова и она, – мать их всех!.. Пусть сидит на «губе»! Сказано и – забыто…

Неделю спустя, где-то, примерно, в середине ночи, к капитану в общежитие примчался солдат от заместителя дежурного по части старшего лейтенанта Савицкого.

– Товарищ капитан, вас срочно вызывают к дежурному по части!