Турецкий машинально взглянул на визитку: куда позвонил? Оказалось, по домашнему. Ага, значит, она дома и не стесняется своей искренности. Одна, надо понимать. Но надо было исправляться. Как? Только правдой.
– Еще раз прошу прощения…
Но она перебила:
– Нет, нет, не извиняйтесь! – воскликнула она. – Наоборот, мне чрезвычайно приятно, что вы именно так… И впредь не надо никакого отчества! Я рада вас слышать!
– Но я все равно приношу извинение уже за другое, за то, что ошибся номером и позвонил по чистой случайности, поверьте, домой вам, а не на службу. Буковки мелкие, а я без очков.
– Так очень хорошо! – обрадовалась она. – Я и не собиралась сегодня в присутствие. – Она засмеялась. – А о вас я думала все утро. Не знаете, к чему бы это?
– Отлично знаю, – засмеялся и он. Флирт развивался со стремительной быстротой. Ай да мамаша!
– Так, может, скажете? – очевидно, в эту минуту ее комната озарилась поистине небывалым сиянием.
– Отчего же, охотно! Я тоже утром думал о вас и решил, что нам просто необходимо встретиться.
И как можно скорее… Так, спокойно, Екатерина Алексеевна, – шутливо строго прервал он себя, заслышав, как шумно задышала трубка. – Вопрос сугубо деловой. И, к тому же я хотел бы просить вас сохранить его в тайне. Вам могу довериться, а больше пока – никому. Так, где бы мы могли встретиться? – уже деловым тоном спросил он, прекрасно понимая, что этим он успокаивает лишь самого себя.
– Как, где? – воскликнула она. И запнулась, подумав, возможно, что проявляет излишнюю торопливость. – Где? На службе, Измайлове? Знаете, Александр Борисович, честно говоря, так не хотелось бы ломать день! Но я живу относительно далековато от центра. Это – Речной вокзал, слышали когда-нибудь?
Речной вокзал! Слышал ли он! «Ах, Речной!», – вот только так он и мог бы отреагировать на вопрос. Она… она была такой прекрасной женщиной! И ее убил мерзавец, которому потом сам Александр Борисович и надел наручники. Да-да, тому самому, по приказу которого мерзавцы-менты украли Ирку и спрятали в его доме на Рублевском шоссе. Меломан, понимаешь, «самая лучшая музыка – тишина…». Досталась ему тишина – «Матросская»…
– Я наслышан об этом районе, – ответил Турецкий, – это, кажется, не так и далеко. Уж не хотите ли вы меня к себе домой пригласить?
– Как вы угадали? – кокетливо засмеялась Царицына. – Именно. Уж здесь-то, можете быть уверены, любая тайна сохранится, как в самом крепком сейфе. Никого посторонних, – добавила она торопливо.
– Что ж, сочту за честь. Когда прикажете?
– Да хоть… когда вам удобно.
– Понял, диктуйте адрес… Не сильно вас шокирую, если спрошу, какое вино вы предпочитаете?
– Но ведь вы же, я понимаю, за рулем?
– Я – да, а вы?
– Ха-ха-ха! – раздалось в ответ. – Что-нибудь светлое полусладкое.
– Учту. Значит, и светлое, и полусладкое. До встречи.
Турецкий поднялся из-за стола, он сидел в кабинете Голованова в «Глории». Вошел Сева, который выходил по своим делам, а также, чтобы не мешать Турецкому. Последние фразы он услышал и, улыбаясь, спросил:
– Пьянствовать намылился? В рабочее время.
– К Царицыной, – многозначительно поднял Турецкий указательный палец. – Удостоили аудиенции, придется соответствовать.
Сева, пытаясь скрыть ухмылку, посоветовал:
– Сердце побереги. Дорога предстоит дальняя.
– Ты правильно понял, старина. Открою подкожную мысль. Хочу попробовать уговорить ее полететь вместе со мной в Читу.
– Да-а-а? – казалось, изумлению Голованова не было предела. – То есть, ты хочешь сказать, что…
– Если ты правильно понял, Сева, то да, – усмехнулся Турецкий, – причем, по двум причинам. Читинские мамаши немедленно пойдут на прямые контакты – раз. Сама Царицына прилетела – представляешь? А там и Славка подгребет – два. Ну, каков план?
– Слушай, а ты – гений! – восхитился Голованов.
– Кто бы говорил! – самодовольно хмыкнул Турецкий.
– Нет, я в том смысле, что в таком случае Вячеслав Иванович… Короче, вы можете возвратиться втроем…
– А я про что?
– Так тебе же, Саня, теперь придется всю дорогу быть предельно осторожным, и, главное, внимательным! – юмору Голованова, казалось, не было предела.
– А вот за это не переживай. Подпорченный товар не возим. Особенно, для друга!
– Но, надо понимать, лишний раз проверить, совсем не значит, подпортить, разве не так? М-да… миссия… не завидую, однако…
– Как сказал чукча, – закончил Турецкий за Голованова. И оба, будто опытные, прожженные прохиндеи, захохотали.
…Вероятно, она обманывала, когда сказала Турецкому, что не собирается выходить из дома. Потому что, когда открыла дверь на его звонок, он только в восхищении развел руками. Это, стоя-то на лестничной площадке, с раскинутыми в стороны руками, в одной из которых был букет белейших лилий, а в другой – длинная бутылка рейнского вина. То самое, которым любил угощать девиц в своей молодости. Называлось двусмысленно: «Лиибфраумильх» – молоко любимой женщины. Вот и гадай, о чем думали эти немчики, давая такое название, озорники!