Самоубийство по заказу

«Было бы очень смешно, – подумал Александр, – если бы в ее сумочке уже работал диктофон. А что, в этой распроклятой жизни все возможно… Нет, пожалуй, не смешно, а, скорее, обидно»

Она честно сказала Паромщикову, что говорит из машины Турецкого. Изложила суть его предложения – насчет переодевания. Турецкий не прислушивался к словам, он посматривал на выражение ее лица, уж оно, как ему казалось, целиком выдавало ее, ни капельки не щадило.

Похоже, предложение не то, чтобы застало врасплох Паромщикова, но его явно озаботил именно такой, слишком уж нарочитый шаг Турецкого навстречу ему. Конечно, «грибу» и в голову не пришло бы, что Турецкий, если и шагает навстречу, то никак не ему, а его соблазнительной помощнице. Но не объяснять же.

Между тем Алевтина продолжала молча слушать начальника, и сказала, наконец, отключая трубку и кладя ее обратно в сумочку, что Игорь Исаевич не возражает против мероприятия, но настойчиво просит не акцентировать места службы Дудкиной, чтобы в дальнейшем не иметь неприятностей, ибо еще неизвестно, чем дело обернется. И вообще, будет лучше всего, если она ограничится лишь молчаливым присутствием, не больше. Алю такая постановка вопроса очень устраивала, Турецкого – тем более. Осталось проверить самую малость: насколько распространяется доверие старшего следователя военной прокуратуры в отношении своего бывшего коллеги. В конце концов, главная военная прокуратура – одно из подразделений Генеральной. Самостоятельное, да не совсем. А что касается доверия, то это станет ясным с минуты на минуту.

Турецкий ехал по проспекту Мира, никуда не сворачивая и не теряя серебристую «Ладу» из виду. Аля молчала, не понимая, почему молчит Саша. Как-то комментировать решение шефа она не собиралась, да от нее это и не требовалось, а Турецкому было в данный момент не до того.

И вот, наконец…

Когда он проехал станцию метро «Проспект Мира», «хвост» неожиданно показал правый поворот и свернул в Орлово-Давыдовский переулок. Ну, вот и все. Но зачем это было им нужно? И он рассмеялся.

Аля с интересом посмотрела на него, ожидая объяснения.

– Можешь оглянуться, – фыркнул он. – «Хвоста» больше нет. Как я и предполагал. Очень осторожный у тебя шеф.

Девушка крутила головой из стороны в сторону, даже на колени попыталась встать на сиденье, вглядываясь назад. Чего она там не увидела, Александру было, в принципе, наплевать, но далеко не все равно оказалось то, что увидел он. И тут же подумал, что, например, ему не следует подниматься вместе с ней в ее квартиру, где она будет переодеваться, потому что тогда поездка в Комитет может запросто сорваться. Причем, основательно и надолго…

Они объехали вокруг площади Рижского вокзала и по улице Гиляровского без помех доехали до Банковского проезда. Ну да, помнил Александр Борисович эти вечные стены домов, обклеенные объявлениями желающих обменяться жильем.

Собственные дела Али заняли действительно не более пяти минут. Отдала, как она сказала, одни документы и получила другие. Для чего они, Александр Борисович и не думал интересоваться, обыкновенно у каждого следователя находятся в производстве несколько дел одновременно, только успевай поворачиваться. А вот потом они отправились к Алевтине. Турецкий постарался сократить путь, вернувшись к третьему транспортному кольцу и по нему добравшись до Ленинградского проспекта. Аля и не догадывалась о существовании такого удобного маршрута.

И снова он удивил девушку, когда подъехали к ее дому недалеко от метро «Войковская», на улицу Космодемьянских. Она с наивным простодушием, либо с заранее выверенной предусмотрительностью, пригласила его подняться вместе с ней в квартиру и, пока она станет переодеваться, выпить, если есть желание, чашечку хорошего кофе. А заодно и дать совет, что лучше, с его точки зрения, ей надеть, чтобы не вызвать неприятия у строгих солдатских мамаш.

Турецкий прекрасно знал этот дом. Рядом помещалась милицейская Академия, где он бывал не раз, даже лекции читал, и где его знали, как и он, многих преподавателей. Между прочим, как вскользь заметила Алевтина, родители ее были на работе. Значит, бесхитростная девушка тем самым давала ему понять, что у нее дома они окажутся одни, и никто им не помешает. Чему не помешает? Ну, конечно, помочь одеться, помня, на всякий случай, что для начала, видимо, придется помочь и раздеться, – если судить по ее несколько торопливым и сумбурным движениям.