Самоубийство. Подготовка (СИ)

Всегда удивляюсь людям, молодым, которые нынче в коммунистов играют и любят "совок". Вот намедни, когда сюда в поезде ехал - иду из вагона-буфета пьяным по коридору, а там в каком-то купе одна женщина говорит другой: "А я вот смотрела передачу-интервью Ксении Собчак с вот этим молодым коммунистом... боже... как его... ну писатель еще... черненький такой...". "Шаргунов", - подсказал я ей на ходу, мысленно сплюнув. "Да-да, Шаргунов", - затарахтела женщина мне вслед.

Так вот это все от недостатка погружения. Фильмов насмотрятся молодые люди или книжек начитаются. А в книжках и фильмах говорят только о хорошем, о подвигах всяких и людях высокого полета, там же вам не скажут, например, о говне. О том, что советский человек всюду срал и вонял. Я бы, когда изобретут машину времени, отправился на ней прямо сюда, в свое село, пройтись по памятным местам, поностальгировать, вот прямо, как сейчас делаю, только по настоящим местам, тогдашним, не искривленным во времени, а с собой бы прихватил парочку таких вот молодых коммунистов. Ходил бы с ними и радовался, получал бы двойное удовольствие - от созерцания родных мест и мучений этих попаданцев. Шаргунова бы, дебила этого, прихватил, заставил бы говна понюхать.

У нас таких мест (подходящих для погружения в атмосферу) было несколько. Во-первых, общественный туалет в центре. Не совсем в центре, а за клубом. Клуб смотрит фасадом на тот пятачок, где автобусы останавливаются, а вот если пройти за клуб, по направлению к морю, то там на пыльной дорожке стоял тот знаменитый общественный сортир, один на все село. Деревянный, с двумя очками, к которым не подойти-не подобраться. Дыры там были в стенах такие, что впору окружающую природу созерцать, а внутри к очкам не подойдешь - кругом отложения, сталактиты и сталагмиты, говно даже на потолке висело, не говоря о стенах, так что сходить там можно было разве что на цыпочках. Сидели когда-нибудь орлом на цыпочках? А советский человек сидел. Этот сортир сгорел потом во время большого пожара 1982 года, когда весь бугор выгорел над морем вместе с реликтовым колхозным виноградником (он там в дикую рос, оставался от давно распущенного рыбколхоза), и вся та поляна за клубом вместе с сортиром и его сталактитами.

Второе место - еще одна дорожка к морю, начало ее между нашим домом и домом Кириченок, других наших соседей; дорожка поначалу идет между нашим с Кириченковым заборами (не забывайте, это же все реминисценции - этой дорожки давно уже нет, Кириченки ее прихватили еще в начале 90-х), потом круто поворачивает направо, идет между забором пионерлагеря и заборами Кириченок, бабы Нади Буги, Кирьякуловых (это дядя Коля Шпак, наш родич), еще одних Кирьякуловых (ясно, что тоже родичи, тетя Тина Кирьякулова - двоюродная сестра моей бабушки), Порохней (тоже родичи, но очень дальние), а потом круто налево и уже идет между лагерем "Волна" и лагерем "Огонек", а потом выходит к деревянной лестнице на пляж. Вот эта дорожка тоже всегда была засрана, как адова клоака. А все потому, что скрыта от глаз, и всякий на море бегущий ("среди бегущих первых нет и отстающих" - вспомнилось из песни; когда выпьешь глоток, сразу начинаешь из песен всякое вспоминать) не упустит шанса облегчиться. Эта дорожка тоже ведь была местом сакральным - как бы так объяснить, ну что-то вроде портала к морю для своих. Чужие идут к морю в центре, возле магазинов, клуба и того знаменитого сортира со сталактитами, а про эту дорожку между нашим и Кириченковым двором не все знают. Опять же - я иначе как по ней к морю не ходил, потому и сакральная лично для меня. Для меня, Ивахненок, Кирьякуловых, только, пожалуй, не для Кириченок, которые умудрились ее к огороду захапать, а на море с тех пор ходят кругом.

А третье место - дикий пляж, который местные называют: "Гирло". О нем чуть позже расскажу, когда дойду.

- Дальше берегом -