Самоубийство. Подготовка (СИ)

Велосипедный вопрос стоял в нашей местности остро и касался он не одалживания, а явного и неприкрытого воровства. В этом случае не могу сказать про весь Союз (возможно, на его необъятных просторах где-то имелись заповедные зоны честности), но в нашем городе и селе кража велосипеда была чем-то таким обыденным и общепринятым, что это даже не считалось общественно порицаемым деянием. Украсть оставленный кем-то без присмотра велосипед (например, под магазином) было если не доблестью, то во всяком случае поступком естественнным - в таких случаях осуждению подвергалась скорее жертва покражи - дурак и ротозей в понимании общественности. Селяне воровали друг у друга велосипеды внаглую, при малейшей возможности, и лишь по причине близкого соседства (на чужом велосипеде могли увидеть и накостылять) предпринимали некоторые меры для маскировки - украв велосипед, его разбирали на части и собирали заново в новую конструкцию, используя старые части своих или ранее украденных велосипедов, чтобы сосед ничего не смог доказать. Поэтому все жители села разъезжали на велосипедах смешанной конструкции - у одного, скажем, была своя рама, но краденые колеса, у другого, напротив - свои колеса, но краденая рама. Если же украсть велосипед по каким-то причинам (скажем, хозяин был неподалеку и мог вот-вот выйти из магазина) было невозможно, то хорошим тоном считалось причинить хоть какой-нибудь вред - снять катафоты (катафоты полагались непростительной роскошью) или спустить колеса, выкрутив ниппели (человек, увидевший бесхозный велосипед и не выкрутивший ниппели, считался пустым, ни к чему не пригодным человеком - ниппели были в дефиците, разжиться ими часто можно было, только скрутив с чужого велосипеда, и иметь дома запас никогда не мешало).

- Виноградник -

Виноградник так же неоценим в детских играх (в прятки или войну), как, скажем, сараи, потому что в винограднике можно прятаться целую вечность (а, заметив противника, крадучись, переползать между кустами в другой ряд), а когда виноград поспевал ("плавай" можно было кушать уже с середины-конца августа), то мы часами там торчали, объедая спелые гроздья (начинали с самых вкусных, десертных - "березки", "дамского пальчика" и "воловьего глаза", чем повергали в сильное уныние деда - он вечно жаловался, что из-за нас ему никогда не удавалось попробовать этих прекрасных сортов). Не скрою, виноградник так же удобен и для первых детских опытов курения - частенько, украв у деда несколько беломорин из пачки, мы прятались в винограднике, чтобы их скурить.

Дед вырубил виноградник в середине 80-х из-за горбачевской антиалкогольной кампании, оставив только арки с "конкордом", "изабеллой" и "лидией", но, прежде чем вырубить, насадил между рядов абрикосовых деревьев, так что через несколько лет у нас на месте виноградника появился абрикосовый сад.

- Черешня -

Как я уже сказал, сада у нас вначале не было, а был виноградник, но из-за горбачевской борьбы с алкоголем виноградник пришлось вырубить и посадить вместо него сад. Дед решил посадить абрикосовые деревья, и я догадываюсь, почему: до этого у нас во дворе была одна яблоня "симиренко", которая хорошо плодоносила и снабжала нас яблоками на целую зиму, другая яблоня -"белый налив", яблоки на ней всегда были червивые, и груша, плоды которой, покрытые какой-то серо-коричневой плесенью, были твердыми и невкусными. Эти три дерева росли прямо перед входом в дом и были для меня вратами ада. Выше я перебирал возможные варианты рая, которые бы меня полностью устроили, если кто вдруг предложит, но если мне суждено попасть в ад, то ни секунды не сомневаюсь, что на входе в этот ад, перед самой его дверью, будут расти три дерева - яблони "симиренко", "белый налив" и та самая, покрытая паршой груша. И пока я буду идти своей короткой дорогой в ад между этими деревьями, мне на голову и за шиворот будут сыпаться огромные, мохнатые отвратительные гусеницы, как они сыпались на меня, когда я ходил по нашему сельскому двору. Гусениц было такое множество, что за ними часто не было видно стволов деревьев - только копошащаяся мохнатая масса. Они доводили меня до бешенства и истерики, эти гусеницы - всякий раз, выйдя из дома, я припускал через двор со всех ног, пытаясь проскочить опасную зону, но даже во время такого спурта гусеницы умудрялись упасть мне за шиворот, как будто они только и ждали этого моего забега и, тщательно прицелившись, прыгали с яблони прямо мне на голову.

Кроме этих адовых деревьев, в досадовую эпоху у нас вокруг дома росло несколько вишен-"склянок" (кислая алая вишня, пригодная для компота), парочка вишен-"владимировок" (вишня послаже, красная до черноты, если дождаться, пока поспеет), две-три сливы-"терновки" и самое главное дерево, царица нашего двора - черешня.