Самоубийство. Подготовка (СИ)

Когда наш первый день на море подошел к концу, и мы начали готовиться ко сну, то Пузачеву постелили в "прихожей", а мне бог знает где, в какой-то другой комнате. Может быть, даже на полу. Точно, вспомнил - именно на полу! В этом-то все и дело. Тогда был полон дом народу, и мне просто не нашлось свободной кровати. Но я был и рад - всю жизнь любил спать на полу. Но тут у Пузачева внезапно приключился странный каприз - услышав, что мне придется провести ночь на полу, он вдруг завопил: "Давай спать вместе! Хочу спать вдвоем!" Конечно же, я не испытал никакой радости от перспективы разделить ложе с Пузачевым, но и особого значения его капризу поначалу не придал, вежливо отказавшись. В нашей городской жизни Пузачев ко мне прислушивался (я был на год старше), и мне не составило бы труда поставить его на место, но здесь он меня удивил - будто в него вселился черт, он верещал как резаный, бесконечно повторяя это свое: "Вместе! Вдвоем! В одной кровати!" И не успел я в очередной раз послать его подальше, как эту его идею неожиданно поддержала бабушка. А бабушка если за что-то бралась, то бралась крепко - если ей какая идея приходила в голову, то пиши пропало - не отстанет, и ты ее не переубедишь. Так вот, неожиданно ей идея Пузачева пришлась по душе, и бабушка принялась меня уговаривать на пару с ним - видимо, у них были сходные умилительные фантазии на тему мальчиков, спящих в одной кровати мирным сном (так и вижу эту иллюстрацию в какой-нибудь детской книжке). Так что мне оставалось только взяться руками за голову и согласиться. Если бы я тогда знал выражение: "Holy shit!", то я бы, конечно, произнес при этом: "Holy shit!", но я тогда еще не знал выражения "Holy shit!". Вместо этого Пузачев закричал: "Ура! Мы будем спать вместе!"

И той памятной ночью я обоссал Пузачева, потому что страдал энурезом (в моем случае слово "страдал" - не какой-то шаблон, который принято употреблять применительно к болезням - это расстройство, в самом деле, причиняло мне известные страдания - когда ты каждую ночь просыпаешься в луже своей мочи, на мокрой простыне, под обоссаным одеялом, и вынужден звать маму, чтобы она сменила тебе постель, и мама каждую ночь встает, заспанная, меняет тебе постель, и вид у нее при этом совсем не радостный - видно, что она чувствует досаду, а иногда и злость, и это, согласитесь, причиняет страдание - от того, что ты причиняешь неудобства и страдания другим и не можешь ничего с этим поделать. Оставим, впрочем, эту благодарную тему детским психологам - нынче она слишком далека от меня. Расскажу лишь, чем все кончилось.

После случившегося Пузачев больше не настаивал на том, чтобы мы спали вдвоем и за всю неделю своего пребывания ни разу не упомянул о моем позоре, а после его отъезда мои родственники (не помню, чья это была идея - мамина или бабушкина) решили применить ко мне самые кардинальные методы лечения - позвать "бабку".

До этого мама, конечно, пыталась меня лечить традиционными способами - пару лет водила по врачам-невропатологам в городскую поликлинику. Но это ни черта не помогало - я продолжал ссаться с разной степенью интенсивности, и подарком была та ночь, в которую я не обссыкался. Лучшим советом, который нам с мамой дала врач-невропатолог, был совет кормить меня на ночь сушеной таранкой (я сейчас не шучу - это действительно помогало лучше прочего, потому что, наевшись соленого на ночь, ты часто просыпаешься от того, что хочешь пить, и иногда это может уберечь тебя от обссыкания), но все же невропатологи ни черта не могли сделать.

Случай с Пузачевым стал последней каплей - помню, на следующий день после его отъезда я пришел домой с моря, еще весь мокрый, в одних плавках, и вижу - стоит во дворе моя бабушка, а рядом с ней - другая бабушка (намного старше моей), маленькая, сухощавая (моя-то бабушка была совсем не худенькой), улыбается приветливо и как-то неловко, будто стесняется. И моя бабушка тоже улыбается: "Вот", - говорит она, представляя мне незнакомую бабушку, - "Познакомься, это бабушка..."

- Народные целители -