Самоубийство Пушкина. Том первый

Нам остались мелочи. Но, поскольку сказано уже, что и всякая мелочь, относящаяся к Пушкину, имеет для нас великое значение, не откажемся и от мелочей. Нам можно, например, взглянуть на левую ладонь молодого человека, обещающего стать кумиром своей нации, глазами гадалки Кирхгоф. Какие такие криминалистические подробности могла она увидеть запечатленными на этой ладони и руке, чтобы сделать свои точные прогнозы?

Одну из таких подробностей запомнил, как мы знаем уже, Алексей Вульф: «Поглядела она руку Пушкина и заметила, что у того черты, образующие фигуру, известную в хиромантии под названием стола, обыкновенно сходящиеся к одной стороне ладони, у Пушкина оказались совершенно друг другу параллельными…».

Мне пришлось проштудировать с десяток современных Пушкину наставлений по хиромантии, благо, в те времена недостатка в них не было, чтобы уяснить себе, каким был этот рисунок на его ладони.

Рисунок в самом деле мог поразить гадалку. Линия жизни, которая огибает основание большого пальца, не соединялась с линией головы, которая является средней из трёх самых заметных и самых важных в хиромантии запечатлённых складок на нашей ладони. Во всяком случае, сколько я ни вглядывался в длани знакомых мне людей, а такого не увидал. И уверенно мог говорить, что насильственная смерть на дуэли им не грозит.

Другое. «Г-жа Кирхгоф обратилась прямо к нему, говоря, что он человек замечательный… что он прославится и будет кумиром соотечественников».

На выдающиеся умственные и духовные качества в хиромантии указывает чрезвычайно пропорциональная ладонь, пальцы которой, прямые и ровные, слегка суживаются в конце. А указательный палец, который символизирует размеры почестей, вероятно, у Пушкина был гораздо длиннее безымянного, чуть ли ни равен среднему.

На собранной у меня коллекции пушкинских портретов руки его подробно рассмотреть в таком ракурсе, как хотелось бы, нет возможности. Вот разве только на портрете кисти Кипренского. Там эти руки вполне соответствуют хиромантическим выкладкам г-жи Александры Кирхгоф.

То, что руки эти были необычайно красивыми и изящными, некоторые современники подтверждают.

Вот как говорит об этом Анна Керн:

«Он взял кольцо, надел на свою маленькую прекрасную ручку и сказал, что даст мне другое».

То, что женское кольцо оказалось впору зрелому мужчине — дело это происходило где-то в году двадцать седьмом, может показаться поразительным и даже неправдоподобным. Но вот другой портрет — Тропинина. Здесь Пушкин изображён при всех своих кольцах. И опять необычайное изящество его руки подчеркивает здесь такой факт, что подарок графини Воронцовой, знаменитый перстень-«талисман», он вынужден был носить на большом пальце. «Маленькая рука к тому же указывает на человека гордого, способного на гнев, и не столь глупого, чтобы отказывать себе во всех земных радостях, и паче чаяния — в сладострастии», — так говорит старая гадательная книжица, и пусть она на этом закончит свои показания, поскольку выводит нас на какой-то уж слишком легкомысленный даже для такого исследования тон. К тому же пора прерывать эту вставку о гадании по линиям ладони для более важного…

* * *

Рассказы о необычайном. Так озаглавил я несколько вставных историй, которые являются живыми иллюстрациями поднятой здесь темы. Написаны они затем, чтоб указать, насколько пропитаны было суеверием изображаемое время и люди, жившие в нем. Источники, из которых почерпнуты эти рассказы, заслуживают всяческого доверия. Записываю я их, только слегка обработав, оставляя суть неприкосновенной.

Первая история о генерале Алексее Петровиче Ермолове.

Известно, что славный генерал этот провел последние годы жизни в Москве, где и умер в 1861 году.

Года за полтора до смерти приехал повидаться с ним один очень близкий ему человек. Благодаря ему-то и стало известным это совершенно невероятное происшествие из жизни Ермолова. Он сам ему об этом рассказал.

Дело происходило так.

Погостив у генерала несколько дней, неизвестный нам близкий ему человек стал прощаться. Он уезжал с тяжёлым чувством, поскольку грустное явление представлял из себя одряхлевший герой кавказской войны. Гость его знал, что раньше, чем через год, он не сможет увидеться с Ермоловым, поэтому грусть его носила явный отпечаток последнего свидания. Генерал заметил это.

— Полно, не плачь, я ещё не умру до твоего возвращения сюда, — сказал он уверенно.

Гость его смущённо промямлил:

— В смерти и животе один только Бог волен…

— Да я тебе правду говорю, что через год не умру, а умру ненамного, но позже…

На лице генеральского гостя отразились чувства разнообразные. Но главным был страх — уж не повредился ли старик разумом от долгой жизни своей.

И это генерал угадал.

— Я докажу, что я в своём разуме, что это не бред…

Он скорым шагом пошёл в кабинет, порылся в ящиках стола и вскоре вышел с большим листом бумаги, имея торжественный вид.

— Чьей рукой писано? — спросил он.

— Вашей, — ответил, присмотревшись, гость.

— Тогда прочитай, что написано, — сказал генерал, только прикрыл при этом самую последнюю строчку.