Самоубийство Пушкина. Том первый

«Пришли мне рукописную мою книгу, да портрет Чаадаева, да перстень — мне грустно без него», — пишет он из Михайловского сразу же. Письмо адресовано Льву Пушкину.

Или то, что талисман был всё-таки не настоящим, или деревенская тоска заела, только чувство к Воронцовой в Михайловском не очень долго сохранялось в первоначальной силе. Грянула новая, спасительная в этом его положении, любовь. Явилась в соседнее Тригорское Анна Керн.

И, тем не менее, сердоликовый перстень продолжал играть в жизни Пушкина ещё более важную роль. Его колдовское значение со временем перешло как бы в другое качество. Биограф поэта Анненков (о том вскользь поминалось) говорил как-то Бартеневу, что «с этим перстнем Пушкин соединял свое поэтическое дарование: с утратою его должна была утратиться в нём и сила поэзии».

«Пушкин сам верил в волшебную силу “талисмана” и по известной склонности своей к суеверию соединял даже талант свой с участью перстня, испещрённого какими-то кабалистическими знаками и бережно хранимого им», — свидетельствует В. Гаевский на странице 524 «Вестника Европы» за 1888 год.

В случае с этим таинственным перстнем мы имеем дело с арабским вариантом суеверия, перекочевавшим на русскую почву. Отличается это суеверие тем, что чудодейственным на Востоке считается не сам камень, а заговоренная надпись на нём. В которой и заключается вся тайная сила.

Тут сама собой приходит вполне естественная мысль о том, как хорошо было бы прочесть эту надпись. Может, она и в самом деле скрывает в себе великий смысл? Али-баба, запомнивши два слова заклинания, научился открывать пещеру, полную сокровищ. Что могла бы открыть надпись на пушкинском перстне?

К сожалению, взяться за расшифровку этой строчки сегодня нет никакой возможности, поскольку перстень был украден из Пушкинского музея, помещавшегося в здании Александровского лицея. Об этом сообщила газета «Русское слово» 23 марта 1917 года.

Сейчас единственный способ докопаться до смысла таинственных слов — это попытаться узнать, не догадался ли кто-нибудь добиться разгадки этой строчки прежде нас, до пропажи талисмана.

Жуковский, к которому попал перстень сразу же после гибели Пушкина, ничего не знает о значении надписи: «Печать моя есть так называемый талисман; надпись арабская, что значит, не знаю. Это Пушкина Перстень, им воспетый и снятый мною с мёртвой руки его».

После смерти Василия Жуковского перстень по праву наследования переходит к его сыну Павлу Васильевичу. А тот подарил его в Париж, Ивану Тургеневу.

«Я очень горжусь обладанием пушкинского перстня, — писал тот, — и придаю ему так же, как Пушкин, большое значение. После моей смерти я бы желал, чтоб перстень был передан графу Л.Н. Толстому, когда настанет час, граф передал бы этот перстень по своему выбору достойному последователю пушкинских традиций между новейшими писателями».

Не был ли Тургенев настолько любопытным человеком, чтобы доискаться до смысла таинственного изречения? Оказалось, что да, Тургенев был таким любознательным человеком.

Получив в 1878 году диплом почётного доктора Оксфордского университета и отбыв в Англию по этому поводу, он взял с собой и перстень, чтобы показать его какому-нибудь знаменитому ориенталисту.

13 августа 1880 года он пишет из городка Кобура в Нормандии исследователю В. Гаевскому:

«Посылаю вам при сём два свидетельства (о кольце и волосах) и пришлю вам в переводе мнение оксфордского учёного о надписи на кольце».

Гаевский, надо думать, с нетерпением ждал следующего письма, но, по какой-то причине, так его и не дождался.

«Мнение это, — сетует он, — так и не было доставлено, и даже впоследствии не отыскано Тургеневым. Разбирая в 1885 г., по поручению г-жи Виардо, вместе с Анненковым бумаги Тургенева, я вспомнил о записке оксфордского учёного, но в бумагах покойного ее не оказалось».

В уголовной хронике, сообщившей о краже в Александровском лицее, надпись эта оказывается уже и не арабской даже:

«Среди похищенных вещей находится золотой перстень, на камне которого надпись на древнееврейском языке».

И всё-таки надпись успели расшифровать. Причём, наверное, к всеобщему разочарованию. Сужу об этом по тому, что мне, начавшему эти поиски разгадки маленькой тайны и прошедшему, не без труда, до её конца, стало жаль собственных обманутых ожиданий. Мне даже кажется, что лучше бы эта тайна не открывалась вовсе. Она оставляла и составляла повод для игры воображения, которое могло прорасти великолепным цветком. И вот он увял.

В музей Пушкина при Александровском лицее перстень с сердоликом передала Полина Виардо. Тут и началась довольно кропотливая для столь маленького текста работа над ним.