Самоубийство сверхдержавы

Многие ощутили общественное негодование, спровоцированное финансовым кризисом, который уничтожил триллионы долларов достатка и погрузил страну в глубочайшую рецессию с 1930-х годов. Республиканцы Буша и демократы Барни Фрэнка, которые убеждали банки выдавать субстандартные ипотечные кредиты людям, чье благосостояние не позволяло приобретать дома. «Фанни» и «Фредди». Банкиры с Уолл-стрит. Гении из «Эй-ай-джи». Тем не менее, Федеральная резервная система, хотя она контролирует оборот денег и хотя каждый финансовый кризис является монетарным кризисом, сумела избежать обвинений.

«Те самые люди, которые разрабатывали политику, обеспечившую нынешний хаос, в настоящее время предстают мудрыми государственными деятелями, знающими путь к спасению», – пишет Томас Вудс-младший, в книге которого «Распад» прослеживается роль ФРС в каждом финансовом кризисе, начиная с самого возникновения этого учреждения в ходе встречи на острове Джекилл у побережья Джорджии{87}.

«Забытая депрессия» 1920–1921 годов была вызвана ФРС, которая активно печатала деньги для войны Вудро Вильсона. Когда в конце войны ФРС ужесточила денежно-кредитную политику, производство в период с середины 1920-го по середину 1921 года упало на 20 процентов. Почему об этой депрессии так мало известно? Потому что президент Гардинг отказался вмешиваться в ситуацию. Он позволил компаниям и банкам разоряться, и цены упали. Разразился кризис, и Америка, отказавшись от военных налогов Вильсона, вступила в «бурные двадцатые».

Затем, как рассказывает Милтон Фридман в «Монетарной истории США», книге, обеспечившей ему Нобелевскую премию, ФРС начала в середине 1920-х годов расширять денежную массу. Деньги потекли на фондовый рынок, акции продавались и покупались с маржой 10 процентов. Рынок, разумеется, взлетел. Когда же оживление застопорилось и акции начали дешеветь, посыпались требования о внесении дополнительных фондов из-за падения цен. Американцы устремились в банки за своими сбережениями. Началась паника. Банки закрывались тысячами. Цена акций упала почти на 90 процентов. Треть денежной массы была уничтожена. Так Федеральная резервная система спровоцировала Великую депрессию. А дальше был закон Смута – Хоули[31].

Хотя мифология приписывает Великую депрессию врожденному консерватизму президента Герберта Гувера, в экономике этот человек отнюдь не был консерватором. Он отказался от принципа невмешательства государства, увеличил налоги, затеял ряд общественно значимых проектов, предоставил бизнесу право на чрезвычайные кредиты и распорядился выделять средства штатам на программы по оказанию помощи. Гувер сделал то же, что и Обама восемь десятилетий спустя.

В ходе избирательной кампании 1932 года Рузвельт обвинил Гувера в одобрении «величайших расходов администрации в мирное время за всю историю страны». Соратник Рузвельта, Джек «Кактус» Гарнер, утверждал, что Гувер «ведет страну по пути социализма»{88}. Однако, когда сам Рузвельт занял президентское кресло, он, испугавшись падения цен, распорядился уничтожить урожай, забить свиней и создать бизнес-картели, чтобы сократить объемы производства и зафиксировать цены. Рузвельт принял последствия депрессии – снижающиеся цены – за ее симптом. На самом деле цены всего лишь возвращались к уровням, устанавливаемым свободным рынком. Падение цен было в реальности первым признаком начинающегося возрождения.

По поводу Депрессии Пол Кругман пишет: «Экономику и сам «Новый курс» спас крупный социальный проект, известный как Вторая мировая война, которая наконец-то обеспечила финансовые стимулы, соответствующие потребностям экономики»{89}.

Пусть Кругман и удостоился Нобелевской премии, указывает Вудс в «Распаде», но его анализ представляет собой «поразительное и обескураживающее непонимание истинных причин случившегося»{90}. Очевидно, что при 29 процентах рабочей силы, ушедших в вооруженные силы, при том, что освободившиеся рабочие места заняли пожилые, женщины и подростки, уровень безработицы снизился. Но как могла экономика расти, по уверениям экономистов, на 13 процентов в год, когда повсеместно действовало нормирование, отмечалось снижение качества продукции, люди не имели возможности покупать дома и автомобили, рабочие недели стали длиннее – и во всем ощущался дефицит? Как могла экономика процветать, если «сливки» рабочей силы находились в учебных лагерях для новобранцев, на военных базах и на борту кораблей, штурмовали побережья или летали над вражеской территорией?

Как ни странно, именно 1946-й – год, в который экономисты предсказывали наступление послевоенной депрессии, поскольку федеральные расходы упали на две трети, – оказался годом наибольшего бума в истории США. Почему? Реальная экономика производила то, что действительно было нужно людям: автомобили, телевизоры и дома. Компании реагировали на потребительские желания, а не на пожелания правительства, руководимого чиновниками на зарплате и мечтавшего о новых танках, пушках, кораблях, самолетах и новой войне.