Самоубийство сверхдержавы

«Голосование отражает расовый раскол», – сообщал заголовок статьи из Санта-Круса, которая начиналась так: «Боливийцы пришли на избирательные участки, чтобы утвердить новую конституцию, предложенную левым президентом Эво Моралесом; результаты голосования отражают очевидное расхождение во взглядах между индейским большинством и потомками европейцев».

Преимущественно белые и населенные метисами провинции голосовали в основном против конституции Моралеса, но президент одержал убедительную победу среди индейских племен западной горной местности. Еще бы – ведь новая конституция зафиксировала права социальных групп. В соответствии со статьей 190, тридцати шести индейским районам Боливии разрешается «осуществлять свою юрисдикцию на основе собственных принципов, ценностей, культуры, норм и процедур». Племенные законы становятся региональными, а однажды, возможно, составят национальное законодательство. Торжество Писарро над инками постепенно забывается. Губернатор провинции Тариха Марио Коссио, который голосовал против конституции, говорит, что новая конституция «порождает тоталитарный режим» посредством «этнической бюрократии»{924}. Противники Моралеса, по сообщению «Экономист», упирают на «общественное правосудие», «политизацию справедливости» в конституции, которая «узаконивает самосуд в виде судов Линча и побивания камнями, такие факты регулярно отмечаются в последние два года»{925}.

Моралес отвечает: «Коренные боливийцы, которые живут здесь тысячи лет, многочисленны, но бедны. Зато недавно прибывшие малочисленны, но богаты»{926}.

Джош Партлоу пишет в «Вашингтон пост», что разделительная линия в Боливии «поднимается над экономикой и обнажает культурные и географические различия. Жители высокогорий, где обитает коренное большинство, часто обвиняют людей испанского происхождения в низинах [то есть в Санта-Крусе] в расизме»{927}.

«Все выглядит плохо для людей, которые раньше были у власти, – так считает Фелипе Монтевилья, аймара 55 лет, участник митинга Моралеса в городе Виача, на высоком плато над столицей Ла-Пас. – За 500 лет им никогда не приходилось кланяться коренным жителям. Конечно, они расисты»{928}.

Моралес использует принципы и процедуры, придуманные белыми – всеобщее избирательное право, правление большинства, – чтобы лишить власти белых. Он вручает демократические инструменты племенам, навязывает преимущественно индейскому обществу индейские же законы. Французский правый политик девятнадцатого столетия Луи Вейо объяснял, как противники демократии избавляются от демократов: «Когда я слабее, я прошу отдать вашу свободу, потому что таковы ваши принципы; но когда я сильнее, я забираю вашу свободу, потому что таков мой принцип»{929}.

Что демократы в состоянии противопоставить Моралесу, чтобы убедить, что тот не вправе отбирать у европейского меньшинства права и свободы в пользу собственной расы? Что ожидает Запад, когда люди европейского происхождения окажутся меньшинством в странах, которые они сами создавали, а цветные проголосуют за пропорциональное или за «приоритетное» перераспределение национального богатства?

В 2009 году Моралес был переизбран подавляющим большинством голосов. Боливия – далеко не единственная страна, где этническая принадлежность и демократия объединяются ради подавления свободы рынка.

«Мир в огне»

Наша ситуация может стать еще более мрачной.

Насколько мрачной? Об этом повествует книга Эми Чуа «Мир в огне. Как экспорт рыночной демократии порождает этническую ненависть и глобальную нестабильность». Книга посвящена тем «этническим меньшинствам, которые… склонны в условиях рынка доминировать экономически, часто в поразительной степени, над «коренным» большинством, их окружающим»{930}.

Примерами таких меньшинств являются проживающие за рубежами Поднебесной китайцы, индийцы в Восточной Африке, белые в Южной Африке и европейцы в Латинской Америке. Чуа, тетке которой, китаянке, перерезал горло шофер-филиппинец, польстившийся на ее богатства, утверждает, что свободный рынок часто концентрирует достаток в руках этнических меньшинств, но демократия наделяет властью беднейшие слои этнического большинства. Это «смертоносный коктейль»:

«При таких обстоятельствах стремление к свободе и рыночной демократии становится опорой потенциально катастрофического этнонационализма, волеизъязвления разочарованного «коренного» большинства, на чем играют оппортунистические политики-популисты, используя недовольство богатым этническим меньшинством. Это противостояние воспроизводится от страны к стране, от Индонезии к Сьерра-Леоне, от Зимбабве к Венесуэле, от России к Ближнему Востоку»{931}.

В 1965 году, как рассказывается в фильме Мела Гибсона «Год опасной жизни», толпы индонезийцев убили сотни тысяч китайцев – местное «рыночное» меньшинство. Чуа описывает события 1998 года, когда Сухарто, преемник Сукарно, который защищал 3 процента китайцев, контролировавших большую часть национального богатства, в свою очередь был свергнут: