Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»

Что же касается КГБ, то чекистам совершенно ни к чему было прибегать к столь экстравагантному способу расправиться с потенциальным противником советской власти. Ведь никто же не мог точно предсказать, сколько он протянет, подсев на иглу: три года, пять лет, а может, и все десять. Уж проще было бы просто арестовать его за хранение наркотиков и дать срок. Впрочем, срок ему можно было дать и по хозяйственной статье, за незаконное предпринимательство, проведение «левых» концертов и получение неучтенных гонораров. Как раз в последние годы жизни Высоцкого начинало раскручиваться дело концертных администраторов при известных исполнителях, которых как раз и обвинили в этих и других смертных грехах. Если бы Высоцкого надо было посадить, то это легко можно было сделать без всяких наркотиков, просто пристегнув его к одному из дел концертных администраторов. Однако как раз незадолго до смерти по одному из таких дел Высоцкий был оправдан. И оправдан именно потому, что правоохранительные органы получили с самого верха ясную установку – артистов, всесоюзных и мировых знаменитостей в это дело не вовлекать. О финансовых делах Высоцкого мы расскажем далее.

Разумеется, если бы Высоцкий был настоящий диссидент, подписывал бы петиции в защиту политзаключенных, издавал подпольный журнал или на своих концертах открыто призывал к изменению существующего строя, управу бы на него нашли достаточно быстро, и на жену-француженку не посмотрели бы. Высоцкого могли либо вынудить эмигрировать, как Галича (этот вариант представляется наиболее вероятным), либо даже посадить, причем совсем не обязательно – по политической статье. Тут вполне сгодились бы и «левые» гонорары за концерты.

Однако Высоцкий, как известно, диссидентом никогда не был и прямой критики советской власти ни в песнях, ни в публичных выступлениях никогда не допускал. Запрещенную литературу, правда, почитывал, да и то больше за рубежом. А эмигрировать он не собирался, хотя и имел все возможности сделать это совершенно легально. Но как раз о том, что он из страны никогда никуда не уедет, Владимир Семенович не раз заявлял и в выступлениях, и в песнях:

Я смеюсь, умираю от смеха.
Как поверили этому бреду?
Не волнуйтесь, я не уехал.
И не надейтесь – не уеду!

Разного рода «фиги в карманах» и тонкие намеки на то, что мы, дескать, живем в несвободном и гнилом обществе (как писал Валентин Гафт о Высоцком, «он пел о нашей жизни скотской»), власть особо не волновали.

Затея же с тем, чтобы посадить Высоцкого на иглу, задумай чекисты это сделать, сама по себе была бы крайне рискованной и грозила непредсказуемыми последствиями. Что бы случилось, например, если бы Высоцкий попался с наркотиками? Добро бы произошло это в СССР. Здесь КГБ при желании легко мог замять дело в обмен на какие-то услуги со стороны артиста. Хотя какие услуги от него, по большому счету, могли потребовать? На роль сексота он явно не годился, а верноподданническая песня про героев-чекистов в его устах неизбежно воспринималась бы как злая пародия. А если бы с наркотиками Высоцкий залетел где-нибудь во Франции? Как бы тогда пришлось реагировать советской стороне? Ведь он все-таки был артистом, официально признанным в СССР. Вытаскивать ли его любой ценой или, напротив, дать ему очутиться во французской тюрьме? Ни одно из этих решений не было очевидным, имело свои плюсы и минусы и наверняка принесло бы властям лишь дополнительные хлопоты.

К тому же на наркоманию в СССР тогда вообще обращали мало внимания. Считалось, что это – удел прогнившего западного мира, а в стране победившего социализма ее просто не может быть. Поэтому вряд ли кто-нибудь в КГБ или МВД решил бы избавиться от Высоцкого с помощью такого экзотического способа, как наркотики.

Главное же, сотрудники правоохранительных органов в своем большинстве любили Высоцкого и мечтали получить автограф кумира. Наверняка подобные настроения были и среди чекистов среднего звена. Можно не сомневаться, что, узнай они, что кто-то из начальства собирается подсадить барда на наркотики, сделали бы все, чтобы эту провокацию сорвать, придав ее огласке. Писатель Валерий Попов вспоминал, как в середине 60-х годов в Ленинграде «шел мимо грозного Большого дома и услышал из раскрытого окна родной хриплый бас – запись Высоцкого. И там наши люди! Только вот со службой им не повезло… или, наоборот, повезло?»