Самоубийство Земли

— Мне вряд ли удастся вам что-либо объяснить! — произнес Петрушин сквозь зубы. — Если вы не понимаете, что жизнь прекрасна сама по себе и выбрасывать ее по меньшей мере глупо, то вам просто придется поверить, что в моей жизни существуют некоторые обстоятельства, неведомые даже вам, которые заставляют меня крепко цепляться за жизнь.

— Вы имеете в виду ваши отношения с Мальвининой?

И снова Петрушин хотел возмутиться, закричать, выгнать этого наглеца из дома. И снова короткий жест Безрукого остановил его гнев.

— У вас болит голова, вам не надо бы нервничать, — снова улыбнулся Главный Помощник. — Видите ли, ситуация складывается так неожиданно, что я вынужден быть с вами предельно откровенным, иначе вы вряд ли поверите мне… — заметив, что Петрушин хочет ему что-то возразить, Главный Помощник вздохнул. — Только не надо говорить, что вы не поверите мне никогда. Это пошло. Так вот. Тот самый Зайцев, который не сумел выстрелить в Воробьева, тот самый Зайцев, который сейчас якобы томится якобы в неволе, тот самый Зайцев, которого вы, видимо, считаете своим другом и членом вашего дурацкого «Совета по предотвращению», этот Зайцев, на самом деле, мой агент.

— Я это знаю, — спокойно сказал Петрушин.

— Да? А как вы догадались? — выражение лица Главного Помощника выражало неподдельный интерес.

— Я понял это, когда увидел в его руках пистолет. Откуда у плюшевого может взяться оружие, если он не ваш агент?

— Логично. Знаете, разговаривая с вами, я все чаще думаю, что ошибся, завербовав Зайцева, надо было вербовать вас… Как все, однако, странно складывается: Зайцев — нелепое, в сущности, создание, необходим мне в моей игре. И он будет жить. А вы — талантливый, гордый, умный — погибнете. И знаете, что всего печальней? Ни у Зайцева, ни у вас, ни у меня нет выхода, потому что нет выбора. Представьте, мне иногда тоже хочется попробовать пожить так, как я еще не жил, но возможности такой у меня нет. А у вас подобное желание не возникало?

«Наверное, антитолпин должен быть таким препаратом, который заставит каждого человека погрустить о своей жизни, — подумал Петрушин, — ведь каждому, если он выйдет из толпы, найдется о чем погрустить».

Но вслух он сказал довольно резко:

— Вы напрасно провоцируете меня. Я же сказал вам: мне нравится моя жизнь.

Главный Помощник, казалось, еще больше запечалился:

— Завидую вам, — тихо произнес он. — А я не то, что жизнь — агента не могу сменить, хотя и то, и другое мне не по нраву. Тоскливо, не так ли? Но самое грустное, однако, что так и будем жить, и ничего не изменится. Погиб этот дурачок маленький Собакин, и Собакин-большой может погибнуть, а вы-то уж точно распрощаетесь с жизнью, но жизнь как шла, так и будет идти. И, заметьте, идти будет та же самая, неизменная жизнь, как будто все эти смерти — вовсе незначащие события. И глупости станут повторяться те же самые — порядок неизменен.

С удивлением подумал Петрушин, что мысли, которые высказывает Безрукий, очень схожи с его собственными размышлениями.

Видимо, удивление отразилось в глазах Петрушина, но Безрукий истолковал его по-своему:

— Вам, должно быть, кажется странным, что я говорю обо всем этом именно с вами? А почему бы и нет? Мне ведь и поговорить-то не с кем… Так вот заметьте, самое странное, что мы держимся за эту бессмысленную жизнь с непонятным, патологическим даже остервенением. И каждому из нас — каждому, заметьте! — кажется: пусть, мол, все бессмысленно, но есть ведь нечто такое, ради чего я живу. Вы, наверное, думаете, что живете ради любви? Вы, небось, считаете, что эта красавица, которая приходит к вам, она…

Петрушин перебил:

— Я вас очень прошу: об этом не говорить!

— Молчать! — закричал вдруг Безрукий. — Молчать и не перебивать меня! А знаешь ли ты, что ты у Мальвининой не единственный, и что другой ее любовник живет в нашей хижине, и зовут его Великий Командир?

— Перестаньте! — взмолился Петрушин.

— Молчать, я сказал. И вот, когда она приходит к нему, я иногда не отказываю себе в удовольствии сверху, из потайного окошка, поглядеть на ее фигуру, не прикрытую никакими одеждами. Согласись, фигура Мальвининой достойна того, чтобы ее внимательно разглядывать. Я могу рассказать тебе про родинку на левом плече, или еще про какие-нибудь интимные детали, только это будет слишком банально и пошло.

— Перестаньте, — прошептал Петрушин. — Вы врете все.

Главный Помощник захохотал. Хохотал он долго, с удовольствием. Квадратный смех скакал по комнате, больно царапая Петрушина своими острыми углами.

Отсмеявшись, Безрукий сказал:

— Зачем ты прикидываешься? Ты ведь мне веришь. Я просто объяснил тебе твои же собственные сомнения и предчувствия. Или, может, ты никогда не чувствовал, что Мальвинина не тебе одному принадлежит? Не спорю: мужики любят иметь дело с блядями, но при этом надо же понимать, с кем имеешь дело. Знаешь, как называет Великий Командир Мальвинину? Толстушка! Смешно, правда?

— Уходите, — ответил Петрушин.