Самоубийство Земли

— Кооператив, который занимается открытиями, находится как раз через улицу, — спокойно возразила женщина. — А что касается абстрактности моих выводов… Что ж, давайте более предметно. Вот есть революционеры — те, кто ставит своей целью изменить устоявшийся порядок вещей. Это понятно, да? Есть общество — соединение людей, особенность которого заключается в его повышенной внушаемости. Каждый человек по отдельности бывает легко внушаем или не внушаем вовсе, но когда они собираются в обществе, их можно убедить в чем угодно. Итак, революционеры, общество… А еще есть… Мыслители, писатели, художники… Давайте для обобщения назовем их духовниками, они влияют на сознание людей, пытаются воздействовать на их души. Так вот, на протяжении всей своей истории общество почитало духовников, а шло всегда за революционерами. В этом, если угодно, еще один парадокс… Теперь я говорю достаточно конкретно?

Мысли Андреева честно пытались идти вровень с размышлениями черноволосой женщины и соответствовать им, но с непривычки быстро утомились, растерялись и преобразились…

Когда это случилось, Андреев подумал следующее: «Чем я занимаюсь всю жизнь? Разговорами. Я — профессиональный беседователь. Если бы все произнесенные мной слова использовать, как кирпичи, и выстроить из них забор, то его, пожалуй, не пробила бы никакая, даже атомная, бомба… Но никто и никогда не говорил со мной о том; о чем беседуют в этом загадочном кооперативе… Как же я могу спорить? Или даже просто отвечать на вопросы?»

Усталая мысль растворилась в сознании и, угасая, послала последний импульс: «Интересно, а о чем же мы говорим-то все время?»

Молчание Андреева было расценено по-своему: его собеседница всплеснула руками и рассмеялась:

— Учу вас чувству меры, а сама его не знаю. Это все — общие рассуждения, может быть, и полезные, но — общие. А теперь давайте о главном. Наше учреждение — напомню — называется «Кооператив, который может все», и занимаемся мы тем, что помогаем людям обрести душевное спокойствие. — Голос женщины становился абсолютно серьезным, в нем даже то и дело вспыхивали тусклые искры занудства. — И здесь необходимо напомнить, что каждый день, прожитый любым человеком, можно разделить на две части, обозначим их — условно, конечно, — работа (то, что вы называете творчеством) и любовь. Все остальное времяпрепровождение — либо отдых от первого, либо подготовка ко второму. Как вы уже могли убедиться: добиться успехов в творчестве — дело нехитрое. Также вам уже известен удивительный человеческий дар — дар стрелы. Отсюда логично предположить, что если человек понимает, чего он ждет от любви, — он добивается своей цели.

— Неужели и в любви есть система? — выдохнул Андреев.

— А как же! — женщина зябко закуталась в свою черную шаль, и Андреев с удивлением вспомнил, что на улице — дикая жара. — Вы меня извините, но ведь глупо даже предполагать, будто вся человеческая жизнь строится по вполне определенной схеме, а одна из ее важнейших составляющих существует лишь по прихоти чувств, вне всякой логики и системы. Впрочем, это заблуждение вполне объяснимо: у большинства людей — эдакое лирико-романтическое отношение к любви. Вам очень хочется найти в этой жизни хоть какую-то загадку, неподвластную разуму. И вы решили, что имя этой тайны: любовь, не так ли? А тут еще и писатели ваши постарались, будто специально все ниже и ниже опуская завесу над тайной. Им бы побольше философией заниматься и поменьше писать об амурных делах, а то, сами того не желая, они так запутывают суть дела, что человек теряет способность понимать самые элементарные вещи, ему становится не по силам объяснить, скажем, что Анна Каренина и Дон Жуан по своей человеческой сути — совершенно одинаковы. Вот и вы уже порываетесь со мной спорить. Постойте, давайте все по порядку, который, как вы сейчас убедитесь, в этом вопросе есть.

Женщина говорила с той неторопливой, нарочито вежливой интонацией, с которой, как правило, объясняют очевидные вещи очень тупым людям: она аккуратно складывала слова, подавала их с улыбкой на лице и твердостью в голосе.