– Контекста, – поправила его миссис Мессина. – То, о чем ты говоришь, называется контекстом. Мы ничего не можем сказать о Саре, кроме того, что она радуется. Я вижу как минимум четыре подобные фотографии на доске. Вот взгляните, к примеру, на снимок Амины.
Амина опустила глаза, пытаясь сдержать улыбку. В аудитории было тихо.
– А где остальные фотографии? – спросила миссис Мессина.
– Больше нет.
– Ты сделала всего один автопортрет?
– Остальные мне не понравились.
– Принеси их в следующий раз, – попросила миссис Мессина и повернулась к классу. – Послушайте, вы не должны забывать о том, что нам необходимо как можно больше образцов ваших работ! На данный момент не так важно, что вы сами о них думаете, поскольку у вас еще не выработалось собственного ви́дения. К примеру, на этой фотографии Амина выглядит очень красивой, снимок просится на обложку альбома, но, помимо этого, я совершенно ничего не вижу. Возможно, другие ее работы показали бы мне нечто иное. Теперь давайте посмотрим на фотографию Томми.
Амина замерла. Лишь когда преподавательница договорила, девочка вдруг осознала, что все это время практически не дышала. Да как миссис Мессина посмела сказать о ней такое? Да, она принесла всего одну фотографию, но, по крайней мере, не такую ерунду, как Мисси Фолджерс, которая запечатлела себя в окружении призовых ленточек за победы в конкуре, сложив их над головой в форме подковы!
Она взглянула на фотографии Томми. На трех из них он стоял на безлюдной площадке для бейсбола. На четырех других – спокойно сидел за столом, пока его родители и шестеро братьев и сестер кружились вокруг него, снятые с разной резкостью.
– Мне очень нравится, – сказал кто-то.
– Нам нет проку от оценочных суждений. Что именно тебе понравилось?
– Хорошие фотографии.
– А чем же они хороши? – вздохнула миссис Мессина.
– Мне от них грустно, – вставила Мисси Фолджерс.
– Уже лучше, – кивнула миссис Мессина. – А почему?
Все замолчали. Амина долго смотрела на последнюю фотографию. Одиночество. Вот в чем все дело. Томми будто бы беседовал с камерой, потому что больше поговорить ему было не с кем. Чувствуя себя совершенно несчастной, она уставилась в пол, едва заметив, как ей протянули задание на следующую неделю, но тут миссис Мессина начала его комментировать:
– Последние недели вы снимали автопортреты. Я хочу, чтобы в течение следующих двух недель вы посмотрели в видоискатели на свою семью. Мы учимся рассказывать истории, поэтому постарайтесь запечатлеть своих родных в движении. Договорились?
Все кинулись к доске, чтобы забрать свои шедевры, Амина побежала следом за одноклассниками и быстро сдернула свой снимок. А потом сунула фотографию в рюкзак, даже не заметив, что помяла ее.
Глава 4
– Перенаселение. Ожирение. Оволосение. Вот и все, что мы можем предложить миру! – провозгласил Акил в следующую субботу.
Амина и Димпл сидели на ржавых стульях для пикника на «Карнизе» – крошечном уголке крыши, куда можно было выйти через окно комнаты Акила, – а тот ходил взад-вперед и беспрестанно курил, нервно поглядывая на запертую дверь комнаты. Снизу доносились голоса родителей, что-то оживленно обсуждавших после обеда.
– Говори за себя, чувак, – нахмурилась Димпл, потянув прядку своих волос за секущиеся кончики. – Я, например, не толстая!
– А ты подожди пару лет, пока пубертат не начнется, вот тогда и поговорим!
– А-а-а, так вот в чем дело? Тогда все ясно, – протянула Димпл, и Амина тут же пнула ее в щиколотку. – Ой! Ну я-то не виновата, что он растолстел и теперь на всех обозлился из-за этого!
– По крайней мере, я не строю из себя белого! – парировал Акил, выпустив облачко дыма.
– Ничего я из себя не строю, – вздохнула Димпл, закатив глаза. – Я такая, какая есть!
– Ну и пожалуйста!
– Пожалуйста! – Димпл задрала голову. – Так сколько еще ждать-то?
Каждый год осенью Акил и Амина наблюдали за миграцией белых гусей и все время всматривались в небо в ожидании первой стаи из двадцати тысяч птиц, направляющихся из Канады в Мексику.
– В новостях сказали, что вчера они пролетали над Санта-Фе, – ответила Амина.
– И долго нам тут сидеть?
– У тебя есть занятие поинтереснее? – ответил ей вопросом на вопрос Акил.
– У тебя, по-моему, ухо воспалилось, Димпл, – заметила Амина, наведя резкость на ухо двоюродной сестры – та недавно сделала пирсинг, и на распухшей мочке красовалось три серебряных кольца.
– А вот и нет! – ответила Димпл.
– Да еще как! – вмешался Акил. – Смотри, чтобы Дирк не заметил!
– Ему пофиг, – отозвалась Димпл.
– Ты насчет себя? Или всего, что не находится в непосредственной близости от футбольного мяча?
– Да что с ним такое? – спросила Димпл, переводя взгляд с Акила на Амину. – А с тобой?
– Бен Кингсли сыграл Ганди, – сказала Амина, сменив одну скользкую тему на другую.