В общем, встреча прошла в традиционной для подобных мероприятий рабочей обстановке: пошумели и разошлись. Представитель заверил собравшихся, что все будет нормально, тем более что «Донстроем» уже получен Акт разрешенного использования, а значит, стройку можно считать состоявшейся. Но уже на следующий день ленты Живого? журнала запестрели сообщениями типа: «Спасем Хитровку!»???Ибо на встрече, помимо местных жителей, присутствовали два десятка участников интернет-сообщества «Москва, которой нет» и корреспонденты двух центральных телеканалов. В процессе развития темы выяснилось, что проект нарушает целый ряд постановлений об ограничении строительства деловых центров в пределах ЦАО, видимо, не распространяющихся на таких титанов, как «Донстрой» или «Интеко».
С тех пор движение защитников Хитровки плавно набирает обороты (все новости аккумулируются в ЖЖ-комьюнити ivanovska_gorka, там же идет сбор подписей протестующих). На данный момент подписались больше восьми тысяч человек, также ведется интернет-голосование. За минувшие недели Хитровка стала темой значительного числа публикаций и телерепортажей. Очевидный общественный интерес объясняется тем, что само слово «Хитровка» - один из важных московских символов. Но есть и другой момент - многие прохожие подписываются под петицией, едва заслышав слово «Донстрой», ставшее одним из символов оголтелого столичного капитализма. Ну и третий, самый важный мотив - развивающийся урбанистический кризис становится очевиден не только специалистам.
Новой волне общественного интереса к проблемам архитектурного устройства города предшествовало долгое, крайне пагубное для столицы затишье. Занятно проследить взлеты и падения народного самосознания, сопровождавшие становление столичного стройкомплекса с середины 1980-х.
В 1986 году с трибуны XXVII съезда КПСС было объявлено о том, что «искажение облика Москвы приняло политически недопустимый характер». Предшествующие времена тут же стали называть «эпохой развала исторической ткани города». Каждый акт вандализма имел бурный общественный резонанс, специалисты дискутировали на страницах журналов, граждане честно бросались под бульдозеры. Тогда это был именно что протест, гневный, пламенный и часто небесполезный: достаточно вспомнить такую серьезную победу, как остановку строительства Третьего транспортного кольца, трасса которого должна была пройти по Лефортовскому парку и палатам Щербакова (закончилось все много лет спустя тем, что эта часть ТТК прошла под землей). Писатель Нагибин в те дни свидетельствовал: «Едва повеяло свежим ветром, забрезжила надежда на перемены, отверзлись все уста, люди разом очнулись в любовь к Москве, никогда не умиравшую в нас. А руки потянулись к лопатам, киркам, тачкам, чтобы приложить силу к тому, что можно еще спасти».
Но вскоре пафос пошел на убыль, и уже в начале 1990-х эта тема была прочно забыта. Первые случаи «узаконенного» нарушения законодательства об охране памятников (снос домов на Кадашевской набережной и реконструкция Старого Гостиного двора) еще вызывали хотя бы удивление. Вскоре проблема архитектурного наследия вообще выпала из сферы общественного интереса: пресса и телевидение категорически отказывались писать даже о таких вопиющих происшествиях, как снос Теплых рядов в паре сотен метров от Красной площади. Хорошо помню невозмутимое выражение лица корреспондентки одного из центральных телеканалов, смотревшей на то, как бульдозер средь бела дня опрокидывал стены дворца Екатерининского фаворита Римского-Корсакова на Тверском бульваре: «Я не вижу в этом темы для своего репортажа». На протяжении почти десяти лет лишь несколько человек пытались донести до социума весть о катастрофе. Имена журналистов и общественных деятелей, которые в 1990-е громко говорили о разрушении старой Москвы и грядущем градостроительном кризисе, можно пересчитать по пальцам. Остальная пресса тем временем ликовала по поводу того, что в городе, наконец, стало чисто, что правительство возрождает разрушенные большевиками святыни. Что забота московского правительства о сохранении неповторимого облика ЦАО проявляется в ликвидации ветхого фонда, что «замена реставрационного материала» является общепринятой мировой практикой, а демонтаж и снос - принципиально разные вещи.