Таким образом, за последние 15 лет в центре Москвы снесено и изуродовано более трех сотен домов 17 - 19 столетий, - собранные воедино, они могли бы образовать уездный город, вполне достойный включения в какое-нибудь Золотое кольцо. Среди снесенных (в том числе и с официального разрешения) - дома, связанные с именами Пушкина, Герцена, Островского, Аксакова, Гоголя, Майкова, Сухово-Кобылина, Чайковского, Алябьева, Соловьева, Брюсова, Тарковского и так далее. Многие из них состояли на госохране, другие просто не успели получить статуса памятников. Охранное законодательство вообще оказалось не готово к новым временам: ответственность за порчу памятников в большинстве случаев до сих пор сводится к смехотворным штрафам. Закон можно было просто не замечать. Ведь как могло получиться, что остоженские переулки, обладая официальным статусом заповедной зоны, оказались сплошь заставлены габаритными новостройками? А так: ни в одной бумажке не было внятно прописано, что такое заповедная зона и какие ограничения она накладывает на строителей.
Конечно, специалисты пытались противостоять волне разрушений, связанных не столько с напором больших денег, сколько с тем, что понятия обладателей этих денег часто находились на уровне провинциальной братвы. Я вот однажды наблюдал, как весьма уважаемая женщина-реставратор вела переговоры с широкошеим авторитетом, устраивавшим спорт-бар в древних палатах. «Мать, палаты все в Кремле, туда и любуйтесь, а я здесь поставлю поперек стоечку и буду подавать пиво!» - «Вы знаете, поперек ее каждый дурак поставит, а мы с вами сделаем вот что: восстановим вот этот портальчик, там у нас будет розлив…» - и так далее. Безусловно, такая каждодневная, малозаметная работа совестливых и добросовестных архитекторов и чиновников (такие бывают!) была бы наиболее действенной формой противостояния разрушительной стихии. Но мы-то говорим не о профессионалах, а о так называемом социуме, о затянувшемся равнодушии горожан к судьбе собственного города. И вообще, о превратностях общественного мнения.
Единственный заметный случай общественного резонанса 90-х - достопамятная кампания «Вас здесь не стояло», организованная журналом «Столица» по поводу сооружения памятника Петру. Да и то, активная роль общественности здесь свелась к заполнению подписных купонов. Напомним, что памятник был без предупреждения «подарен» городу, и протестующие были вынуждены требовать демонтажа уже готового монумента. Спор был очень серьезным и закончился городским референдумом, на котором не менее половины опрошенных явило полное смирение с дальнейшей участью города: да, памятник им не нравится, но раз уж так произошло, то чего уж теперь… Пускай будет.
В середине 2000-х ситуация начала меняться. До этого момента действительно немногие представляли себе истинный масштаб разрушений. Но три запредельных истории, произошедших почти одновременно на глазах у всего города: снос «Военторга», гостиницы «Москва» и пожар в Манеже - сделали проблему предметом громких дискуссий. Протесты именитых представителей архитектурной общественности, бурные диспуты в прессе, появление сайта «Москва, которой нет» и международного общества MAPS (Moscow Architecture Preservation Society), напомнившего о том, что историческое наследие старой Москвы не является частным владением столичного правительства.
Впрочем, прежде всего волна протеста выразилась в движении горожан против переселения жителей центра на окраины, против бездумного уплотнения жилых районов. Прежде всего, здесь сыграли роль частно-собственнические инстинкты, потому как люди, вбухавшие деньги в устройство собственного жизненного пространства, прекрасно понимают, как влияет на стоимость квартиры красивый вид из окна или же наличие крупного бизнес-центра под боком. Проявления подобных шкурных интересов крайне отрадны, потому как следующий шаг - неравнодушное отношение ко двору, в котором будут гулять дети, к городу, в котором они будут жить.
В 2004 году даже мэр Лужков посчитал необходимым вмешаться в диспут, опубликовав в «Известиях» статью, в которой сообщал, что «если бы высота новых зданий всегда соответствовала высоте окружающей "исторической" застройки, великие готические соборы никогда бы не появились на свет», а также то, что «в московской культуре понятие копии иногда имеет не меньший смысл, чем оригинала». Аналогия с великими соборами была подтверждена строительством убогой 36-этажной гостиницы на Красных Холмах, активно вторгшейся в панораму самой Красной площади. А о цветущей практике «копирования» памятников, обогащающей старый город все новыми и новыми смыслами, уже и говорить больше не хочется. Предоставлю слово Льву Колодному, долгие годы воспевающему созидательную деятельность Лужкова и Церетели на страницах «Московского комсомольца»: «Многим особнякам город вернул лицо, заменив сгнившее дерево камнем и оштукатурив стены. На восприятие образа здания эта замена никак не влияет». Речь идет о собственных домах Герцена и Аксакова, не так давно замененных бетонными новоделами.