Самоволка

– Ты рехнулся? – Степан поморщился, вспомнив короткое путешествие в деревню торговцев.

– С чего это?

– Если вонги в сговоре с Расулом, там вряд ли будут тебе рады. И твоим вопросикам – особенно.

– Ты, Степа, не знаешь местных особенностей. Вонги – от природы торгаши, коммерсанты. Их интересует сначала прибыль, а затем все остальное. Политика же им не интересна совсем.

– И что ты собираешься у них купить?

– Не знаю. Посмотрю, что есть. Скорее всего информацию. Мне бы очень хотелось отловить этого Расула. За ним такую ниточку можно потянуть, что половина проблем решилась бы.

– Боря, а зачем все эти сложности, зачем Расул? Почему тебе самому не обнародовать то, что знаешь про министра и его дипломатию?

– Обнародовать? Это как – встать на площади и громко прокричать три раза?

– Зачем на площади? Есть же государство, какие-то правоохранительные организации. Ты же фактически свидетель преступления. Если ты присягнешь и дашь показания…

– Не городи ерунду, братишка. Никому тут мои свидетельства не нужны. Дориан – член королевской семьи, а я мелкая ищейка, да еще и чужестранец из другого мира. Чтобы начать говорить, нужны более весомые козыри, чем «мамой клянусь».

– Например?

– Нужна заинтересованность влиятельных лиц. Если я раздобуду доказательства, что геральд-министр импортировал запрещенные технологии, то меня выслушает как минимум мое начальство. А так, с голой задницей, меня не станет слушать никто. Спишут на личную заинтересованность, вот и весь результат.

– А Расула, значит, будут внимательно слушать?

– Смотря кто. Главное – выпотрошить из него правду. Потом можно провести расследование – например, силами моего бюро. Дать делу официальный ход – вот что я хочу!

– Не понимаю, чем поможет Расул, если ты и так все уже узнал и понял.

– Просто ты не опер, Степа. Мои знания и догадки – это пыль. Человек же – материальное свидетельство. Он как минимум укажет на другие свидетельства, других людей. Живой подозреваемый – это то, с чем можно работать.

– А если не укажет свидетельства?

– А это смотря как работать. – Борис вдруг как-то тяжело усмехнулся.

Степан протяжно вздохнул, вытер руки серым грубым полотенцем.

– Дашь поспать пару часов? А потом – инструктируй.

– Пару часов, но не больше.

* * *

Борис оказался прав – патруль встретился буквально через час после того, как кечвеги завязали Степану и Пирожку глаза и отвезли в холмистые предгорья. Там оставили, вернув все вещи – в том числе оружие с боезапасом.

Весь этот час Степан успокаивал Пирожка и убеждал, что им не нужно опасаться выстрела в спину и любых подобных подлостей.

– Нас отпустили, потому что мы – пограничники, – говорил он, пока они неспешно шагали в направлении передовых позиций.

– И что?

– А то. Кочевники не дураки. Одно дело гвардейцев за жирок пощипать, другое – нас злить.

– Ну, ничего себе, добренькие кочевники! А то, что они делегацию обстреляли и три десятка наших положили, – это называется «не злить»? Это они пошутили, хочешь сказать?

– Это не они… – буркнул Степан, понимая, что разговор пора заканчивать.

– А ты откуда знаешь, что не они? Или тебе мозги промыть успели?

– Я разговаривал с нашим экспертом-оружейником. Он дает десять против одного, что кечвеги физически не могли такое устроить.

– Господи, а кто?! Здесь больше никого нет!

– А это не нашего с тобой ума дело.

Патрульные гвардейцы, подкатившие на двух конных повозках, даже и не сильно удивились. Оказалось, буквально все пограничники, взятые в плен вместе с разведгруппами, были почти сразу отпущены.

Более того, Степан с Пирожком оказались чуть ли не последними из освобожденных. Видимо, из-за долгого разговора с Борисом.

Их доставили на передовую базу – тот самый заброшенный вокзал, куда прибывали эшелоны. Выгрузили прямо возле штаба – приземистого, ушедшего в землю здания из мрачного темного кирпича.

– Вы тоже с чертовой петицией? – устало вздохнул дежурный офицер.

Степан кивнул и протянул ему свернутую в трубочку бумагу, исписанную замысловатыми значками местной азбуки.

– Ладно… – Офицер вытер потеющий лоб. – Разведку вызывать не буду, они уже замучились сюда бегать. Просто подробный рапорт напишите оба. И постарайтесь точнее место указать, где вас взяли. Можно даже нарисовать.

– А я рисовать не умею, – удивился Пирожок.

– Ну, не рисуй. Все равно в горы никто не сунется, пока егерские части из Аламеи не подтянутся. Как закончите – возвращайтесь в строй. Если надо будет – вас найдут.

– Мне нужно сегодня выехать в Риву, – сообщил Степан.

– Нужно – выезжай. Диспетчер прямо у путей работает, там увидишь.

Последующие полчаса Степан пыхтел, пытаясь сочинить рапорт. Он старался имитировать военно-полевой стиль, однако знаком с ним был только по фильмам и книгам. Поэтому получалось скорее литературное произведение, чем документ, – так ему казалось.

Борис не обманул – отъезду Степана никто не препятствовал. Диспетчер, нервный и резкий дядька с усами торчком, уделил ему ровно двадцать секунд:

– Ночью эшелон придет, утром – отправляется. Садись, уедешь.

– А билет… – растерялся Степан.