Самозванец

– Башню пороховую взорвало. Господи, там внизу, в избе остались моя жена и дети! Ожидают нового взрыва, еще более страшного! – И гонимый страхом человек продолжал изо всех сил бежать, оставив в опасности своих близких.

– От Господа ли думаешь убежать, чадо трусливое и маловерное? – окликнул его епископ вдогонку.

Но человек продолжал бежать, воя, словно раненая собака.

Епископ огляделся по сторонам. Всю окрестность густым удушливым туманом заволокли облака порохового дыма, сквозь которые солнце казалось красным, не сверкающим, а только еле-еле светящимся шаром. Карету разнесло в щепы, одна из лошадей была убита наповал, другая, которой взрывом сорвало с костей ног все наружные покровы вместе с мясом, конвульсивно металась, истекая кровью. Епископ в ужасе закрыл глаза.

– Надо спуститься вниз, – сказал он.

– Ваше высокопреосвященство! – в испуге вскрикнул кучер. – Ведь там ждут нового взрыва.

Однако епископ кротко посмотрел на кучера и произнес:

– Если бы Господь хотел призвать нас к себе, то он сделал бы это только что, и нас постигла бы участь этих несчастных животных. Раз он пощадил нас, значит, мы ему нужны. Может быть, там, внизу, десятки, сотни людей умирают, тщетно ожидая пастырского присутствия. Я иду свершить свой долг. А ты, сын мой, если хочешь, оставайся здесь.

– Как же, пущу я вас одного! – проворчал кучер, следуя за епископом.

По мере приближения к Русдорфу открывалась картина адского разрушения. Дома были по большей части разрушены до основания, с остальных сорваны крыши и трубы.

С бьющимся сердцем епископ подходил к дому сборщика. С первого взгляда казалось, что там никто не мог уцелеть. Один угол был совершенно разрушен, и в этом месте крыша съехала внутрь и неминуемо должна была раздавить собравшихся.

Епископ заглянул через разбитое окно во внутренность дома: там никого не было, но ни убитых, ни раненых тоже не было видно.

– Где мои родственники? – спросил он какую-то старушку, испуганно ковылявшую мимо него.

– А кто твои родственники, святой отец?

– Невеста таможенного надсмотрщика и ее родители.

– Они у часовни Святого Иоанна, вот там! – Старушка показала пальцем и заковыляла дальше.

Около маленькой деревянной часовенки епископ застал большое общество нарядных дам, разодетых штатских и военных.

Увидев прелата, Гаусвальд бросился ему навстречу.

– Они спаслись каким-то чудом: среди общества оказалась новая парочка, и когда о новом обручении было объявлено, то все кинулись поздравлять помолвленных. В этот момент и произошел взрыв, которым разрушило противоположный угол. Крыша с треском съехала вниз, но в том углу никого не было, так как все ушли поздравить Лахнера и его невесту. Вот в этом-то и сказалось чудо!

– Значит, все ваши гости уцелели? – спросил епископ.

– Да, – ответил Гаусвальд, – но не знаю, уцелеем ли мы и далее. Существует предположение, что взорвались еще не все запасы пороха, и вот отец Неттхен, вахмистр Зибнер, вместе с моим другом, прапорщиком Вестмайером, отправились в башню, чтобы осмотреть там все: может быть, им удастся запереть железные двери, которыми разгораживаются помещения, и предупредить новое несчастье. И вот их все еще нет. Вдруг они задохнулись?.. А, вот и они! – радостно вскрикнул он.

– Еще чудо! – вскрикнул Зибнер. – Представьте себе, господа, вот этот жандарм стоял совсем близко от самого центра взрыва, на нем опалена вся одежда, а между тем он нисколько не пострадал!

– Воистину сказано, что без воли Божией ни один волосок не падет с головы, – промолвил епископ.

– Ну, а остальные? – спросил полковник Агатон.

Зибнер вздохнул и, опустив голову, ответил:

– Господин полковник, в магазине, где хранились запасы пороха, работало семнадцать арестантов под охраной десяти жандармов. Всего двадцать семь человек. Они не могли уцелеть…

Все набожно перекрестились.

– А что за причины взрыва? – спросил Агатон.

– Наверное, всему виною жандармы. У них каблуки подбиты железными гвоздями, от шарканья по каменному полу могла произойти искра, она попала на пороховую пыль – и готово. Я докладывал об этом, но меня никто не слушал.

– Спросим-ка уцелевшего часового, – предложил Агатон.

Но как ни спрашивали жандарма, он упорно молчал. Когда его потрясли по плечу, он удивленно вскинул голову и сказал:

– Я вижу, как шевелятся губы, но не слышу ни звука. Я оглох!

Тогда ему написали вопрос.

Это был тот самый жандарм, с которым говорил Ример. Когда Лахнер услыхал непонятные слова бывшего дворецкого, он воскликнул:

– Мои предположения оправдываются: я так и думал, что тут злой умысел! Вахмистр Зибнер напрасно сказал Римеру, что сегодня утром его дочь венчается с Теодором. Ример не смог смириться с этой мыслью и решил присоединиться к свадебной процессии, если она отправится «ко всем чертям»…

– Боже, какой злодей! – взволнованно сказал Радостин.