Самозванец и гибельный младенец

– Государь, прискакал московский перебежчик из-под Кром, сын боярский арзамасец Абрам Бахметев. Загнал коня, сам ранен, по лестнице к тебе не поднялся бы, но я выспросил, государь…

– Неужто, Михалка, князь Мстиславский снял осаду Кром? Озолочу атамана Корелу!

– Бери выше, государь, бери выше! Бориска помер, вот радость-то! Только что войско под Кромами присягнуло новому царю, Феодору Борисовичу.

Некрасивый юноша скрестил руки на груди и снова замер в кресле неподвижно. Не по-мужски гладкое, бритвы не знавшее лицо его вытянулось. Спросил скорее даже торжественно:

– А как помер царь Борис Феодорович?

– Да не спрашивал я, государь, – смутился Молчанов.

– А ты спроси.

Снова топот сапог. Некрасивый юноша неторопливо поднялся с кресла и прошелся вдоль перил галереи. Лицо его осветилось изнутри напряженной работой мысли, только думал он отнюдь не о призрении сирот и об утешении вдовиц милостынею.

И опять топочут сапоги, но уже с заминкою. Высок ростом, ладен и крепок Мишка Молчанов, однако после таких пробежек и он запыхался.

– Говорит… Странно как-то помер царь… Ел-пил в свою меру, а как поднялся на вышку свою, Москву сверху обсматривать… Стало худо, постригли его и в схиму, да… уже без сознания был.

– Отравлен – как мыслишь?

– Да некому вроде бы травить, государь, – развел руками Молчанов. – А если и объявится такой герой, когда мы уже в Москве засядем – так нахрен он тогда нам будет нужен?

– Ты вот что, Михалка, – насупился некрасивый юноша, – распускай по дороге слух, что царик Бориска отравился, ибо не вынесла совесть его многих преступлений, а паче того неправедного захвата царской власти. Запомнил? Или повторить? Худо, что щенка Борискина успели царем объявить и будут венчать на царство, уж лучше бы патриарх Иов, этот козел долгобородый, управлял до венчания, или хотя бы семибоярщина… Да, ладно, сыграем теми картами, что нам сдали.

– Ты сказал, государь, что «по дороге»…

– Разве не приказал я уже? Да, тебе выпала далекая дорога. А кстати, ты забыл сказать, кто именно приводил войско, что под Кромами, к присяге?

– Если гонец не перепутал, то митрополит какой-то, вроде нижегородский, да бояре-воеводы князь Катырев-Ростовский и наш «лучший друг» боярин Петр Басманов.

– Петруха Басманов вернулся к войску? Вот это новость… Знаешь, я тотчас же напишу ему грамоту, а твой человек пусть отвезет. Пообещаю хоть полцарства, если приведет мне московское войско, вот что я сделаю!

– Позволь тебе напомнить, государь, – кашлянул Молчанов, – что первого твоего гонца этот богатырь повесил.

– А второго не повесил, придержал живым – и это при старом псе в короне посмел сотворить, а теперь, ты думаешь, он коронованного щенка побоится?

– Государь, у нас сказали бы: «венчанного», – теперь Молчанов потупился. – Ты сказал вроде как по-польски. А мне куда прикажешь поехать?

– В Москву, куда же кроме, – поднял на него глаза некрасивый юноша. – Тебе я даю поручение еще более опасное, чем гонцом к Басманову. Ибо в Москве два дела будет у тебя: как только ты узнаешь, что я вместе с Басмановым иду на Москву или даже, что я иду к Москве, а Басманов или иной какой воевода меня преследует со всем московским войском… Запомнил? Тогда царица Марья и царь так называемый Феодор должны покинуть наш грешный мир. Вот мое первое тебе поручение.

Молчанов побледнел. Некрасивый юноша усмехнулся и продолжил:

– Что такое, Михалка? Да ты же сам мне это предлагал. Забыл разве? От щенка Борискиного нам с тобою непременно следует избавиться, а царица Мария Григорьевна, как никак дочь Малюты Скуратова, после смерти сына может быть объявлена правительницей – у нас такого отродясь не бывало, зато в Английском королевстве тому примеры есть. Объявишь, что сами отравились – из страха перед природным царем, то есть меня устрашились. Еще Ксения-царевна… Вот она не опасна, спрячь ее в каком-нибудь монастыре. Говорят, что Ксения – красавица… Глядишь, и женюсь еще на ней, если задавака-полячка мне надоест! Второе дело. Ты ведь уверял меня, что тайными делами при Бориске (как приятно добавить – «дохлом» Бориске!) ведал его родич боярин Семен Никитич Годунов?

Молчанов молча кивнул.

– Его надобно схватить одновременно с Годуновыми и укрыть в тайное место… А потом я решу, как с ним поступить. Что закручинился, Михалка-друг?

– Есть отчего… Трудны задания твои, государь.

Некрасивый юноша отцепился от перил, подошел к Молчанову и обнял его.

– Но этого не сделает никто, кроме тебя. Убить легко будет, вот увидишь. Труднее в Москву проникнуть и на месте все обделать, подготовить. А я помогу, сделаю, что в моих силах… Увозишь хоть и половину моей казны, подкупаешь всех, кого надо, в охране Годуновых, а главное, нанимаешь ведомых московских разбойников (сам руки не пачкай!), этим платишь щедро, а того больше обещаешь. Если же поймает тебя боярин Семен Годунов, смело заявляй ему, что тайное поручение покойного царя Бориса выполнил…

– Ты о чем это, государь?