Самозванец и гибельный младенец

– Помрет, наверное, он. Иван-стрелец гонцом был к здешнему воеводе послан, как и я к тебе. Бредит с ночи.

Басманов задумался на короткое время. Потом распорядился:

– Я поднимусь сейчас, а вам бросят веревку. Сею веревкою ты, Ждан, под мышками обвяжи больного. После чего ты, юродивый, по лестнице поднимайся, а потом и ты, Ждан. Товарища вашего мои люди вытащат.

Не слушая благодарных речей юродивого, воевода резво вскарабкался по лестнице и с наслаждением глотнул наверху свежего воздуха. Тому, что стрелец-узник не благодарил его. Басманов удивляться не стал: ведь после допроса тот вместе с товарищем вполне мог угодить на виселицу.

Отойдя от ямы шагов с тридцать в сторону пустого поля, Басманов указал неотступно следующему за ним Матюшке пальцем на землю, уселся на тотчас же подставленный и разложенный ременный табурет и приказал;

– Первым дурака ко мне. И с бережением, знаю я тебя.

А когда подвели урода, заговорил Басманов – быстро, нетерпеливо, не спрашивая ни о чем больше и выслушивать ничего не желая:

– Иди сейчас же сам в табор, спрашивай шатер воеводы Басманова. Моим людям скажи, что я велел тебя вымыть, накормить и в месте теплом и чистом подождать вот его, слугу моего верного Матюшку. Как он тут отделается, Матюшка, придет в мой шатер и оденет тебя с моего плеча… Ничего не желаю слушать! Не тебе, но Христу твоему! Уходи тотчас!

Привели уже Ждана Заварзина, но воевода остерегся к нему обращаться, пока не отполз подальше юродивый. Тогда произнес резко;

– Ты, значит, мне неделю назад писульку от своего господина привез, а твой Иван – еще в прошлом месяце князю Михаилу Петровичу. Так, что ли?

– Так и есть, господин воевода.

– В последний раз тебя спрашиваю, желаешь ли отречься от самозванца и бить челом о прощении мне, думному боярину и воеводе царя и великого князя Феодора Борисовича?

Заварзин отступил на полшага назад, помолчал. Потом сказал тихо:

– Не ведаю я такого царя и великого князя. А тебе, господин боярин и воевода, тоже лучше бы стать на сторону правды Божьей и бить челом нашему государю, Димитрию-царевичу.

От души вздохнул Басманов и ответил Заварзину еще тише:

– Именно так я и решил поступить. Сейчас тебя свяжут и положат поперек коня, как пленного татарина, а когда дозорные будут спрашивать моих людей, кого везут, они ответят, что лазутчика и что топить в болоте. За Рыльском тебя развяжут, а на первом же водопое конском дадут тебе отмыться и подкормят тебя. Скачи потом прямо в Путивль или где там будет твой царевич Димитрий, его царское величество. Скажи ему, что Петруха Басманов, думный боярин и воевода, бьет челом его царскому величеству. Скажи: если позволит он, буду ездить теперь у стремени его. Скажи: обещания его помню, но лучше мне заслужить его, государя своего, приязнь и дружбу будущей верной службой. Скажи: я знаю, что он готовит поход, чтобы снять осаду Кром, но не нужно больше войны, не нужно проливать православную кровь. Пусть будет с войском своим пятого мая, на святую Ирину-мученицу, в полдень отселе в трех верстах, в селе названием Добрый дар. Я сам к нему с повинной приду и войско все приведу, если Бог даст.

– А как же Иван? – просипел полуголова Заварзин и показал в темный угол.

– Вытащат твоего Ивана. Заплачу знахарю, авось вылечит. Что ж ты, добряк, о первом царевичевом гонце, о повешенном, не спрашиваешь?

Глава 3. Обучение лесного богатыря и его знакомство с семейным домовым

Пьянящий своей чистотой лесной воздух совсем не радовал сейчас пана Збышека. А не радовал потому, что после встречи комедиантов с польской пограничной стражей в селе под замечательным названием Черепово кошель на поясе знаменитого рыбалта крепко похудел.

Свежие и отдохнувшие после ночевки на лесной поляне Юнона и Баламут весело тащили фургоны по широкой лесной дороге, когда зевающий на облучке первого фургона пан бакалавр увидел над кромкой леса высокую жердь с привязанным к ней пучком сена.

– Ягна! – позвал он жену. – Погляди! Не промочить ли нам с тобою горло? Не бывает корчмы без пива, даже в Московии!

Заспанная, неумытая, еще не накрашенная, пани бакалаврша высунулась из фургона и мило прищурилась на жердь. Промолвила хрипло:

– Вот я тебе промочу! Присмотрись лучше и прикинь, сколько там народу. Играть за гроши я не позволю. Или тебе желательно, чтобы дети трудились бесплатно?

– Конечно, дорогая, как скажешь. Н-но, скоморошья скотинка!