Самозванец и гибельный младенец

Бессонко завязал сумку и только тогда медленно, чтобы не спугнуть, оглянулся. Посреди конюшни, важно выставив ногу, стоял маленький старичок в кунтуше, сшитом на человека обычного роста, и в огромных для себя сапогах. Явно не по руке дедку была и сабля, так что какой-нибудь насмешник мог бы по этому поводу повторить старую шутку: неясно, дескать, кто к кому прицеплен, сабля к старичку или старичок к сабле. Из-под лихо сдвинутой на одно ухо венгерской шапки с облезлым пером топорщилась седая щетина такой же длины, что и на морщинистом личике, круглые желто-зеленые глаза лучились знакомым свечением.

– Здрав будь, дорогой и любимый мой Домашний дедушка! – поклонился низко Бессонко. – А твою Савраску седлаю, потому что усердна и послушна.

– Да уж, на покорных воду возят, – проворчал старичок. – Присматривался я к тебе издалека, и показался ты мне, отрок, вылитым отцом твоим Сопуном, в его юные годы. А теперь мне мнится, что ты и болтун такой же, как отец твой покойный. Однако нам бы с тобою переговорить, чтобы без лишних ушей. Тут две хозяйские клячи прямят местному домовому, ненавистнику моему.

– Давай садись, Дедушка, на свою Савраску, – улыбнулся подросток, – а я сбегаю за вторым седлом, поеду сегодня на Воронке.

– Лучше я впереди тебя сяду Савраске на шею и за гриву уцеплюсь. Тогда мой ворог ко мне на дворе не пристанет.

Когда Бессонко управился с лошадьми, когда они, напоенные, все с путами на передних ногах, щипали уже траву на заливном лугу, и расседланная Савраска с ними, подросток и старичок-домовой отошли на дальнюю опушку и уселись на стволе рухнувшей от старости березы.

– Слава Велесу! – воскликнул Домашний дедушка, прямо-таки лучась довольством, – Здесь, дружочек, гривастые соглядатаи нас не услышат. В том моя беда, что сделали меня проклятые супостаты бездомным, а без дома какой же я домовой? А разговор наш вот о чем. Твой отец, покойный Сопун, просил русалку Зеленку, чтобы, если убьют его, именно я прикончил последних иноземцев.

– Знаю, мне Зеленка рассказала, – кивнул Бессонко, – а о славном походе вашем и Савраска потом поведала.

– Савраска, говоришь? В общем, поехали мы с нею догонять последнего иноземца, монашка, и коротко говоря, Савраска догнала подлеца, а я прикончил. Вот только добычу с него снять не сумел (а монашек собрал кошельки со всех мертвых иноземцев), потому как пришлось мне после моего подвига отбиваться от всего войска царевича Димитрия. Много народу я положил, а ведь все в доспехах и с железными блестящими крыльями за седлами, набросили на меня и татарский аркан, однако же я петлю сабелькой разрубил, отбился и ускакал.

– А мне Савраска поведала, что ты уцепился когтями за гриву и только щерился на конных железных двуногих, – Бессонко говорил тихо, внимательно наблюдая, как гусеница ползет по сухой коре. – И будто это она оборонилась от них, лягаясь и кусаясь.

– А ты слушай больше кобыл! – отмахнулся старичок. – Что они смыслят в военном деле? Хотя Савраска оказалась боевой лошадкой, ничего не скажешь. В общем, вернулись мы с ней в родные места, а наши Воронок и Гривка в Анфискиной конюшне стоят. Что делать? Если хутор наш сожжен, значит, не только Савраскино, но и мое место теперь возле хуторских Воронка и Гривки. Тут и обосновался, для чего пришлось местного домового-труса саблей прогнать. Только вот мне тяжело тут пришлось, кони иноземцев и местные лошади меж собою стакнулись, в лицо мне фыркают и норовят копытом приложиться. Ночью спать хоть не ложись: чуть не остерегусь, подкрадывается корчемный домовой и за горло хватает. Приходится через всю ночь драться, супостата из конюшни выбивать. Я разумею, на что он обижен, однако и у меня не было другого выхода, кроме как у него отобрать конюшню.

– Что ж, Дедушка, я свою обязанность понимаю, – важно заговорил Бессонко. – Уж если я оказался единственным хозяином Серьгина хутора, то это я должен построить там дом, чтобы тебе, единственному родному мне человеку… не человеку то есть… Чтобы тебе, Домашнему дедушке, было где жить. Да вот только, вишь, оказался я здесь в работниках, чтобы среди людей потереться и поучиться кое-чему… Да и копейку сбить на новую постройку.

– Задумка хороша, только едва ли ты, в твоих малый летах, сам такое придумал. Явно кто-то постарше тебя, и не эта вертихвостка Зеленка, а сам Лесной хозяин, которому в соображении не откажешь. Загвоздка в том только, сколько времени намерен ты, Бессонко, проторчать у Анфиски под юбкой. Ведь как ни грустно о том тебе напоминать, ты человек, а люди долго не живут. Ты уж меня прости.

Присмотрелся Бессонко к Дедушке, а тот сжался на бревне и в себя голову втянул. С чего бы это? Вдохнул паренек в себя свежий луговой воздух, окинул взором лес да луг – и засмеялся счастливым смехом.