Самозванец. Кровавая месть

Дети под сказку засыпали один за другим, а с ними и Безсонко, перед сном всегда молившийся Велесу, чтобы проснуться ему уже весной, вместе со всеми. Увы, его поднимал с лапника голод, а того пуще, настоятельная телесная потребность, которую можно было справить только снаружи. Разочарованный, он крался по берлоге, стараясь ступать бесшумно, хоть и знал прекрасно, что родичей теперь и рев дяди Медведя не разбудил бы до самой весны. Потом находил оставленные заботливо для него запасы сушеных грибов и ягод, которые предстояло растянуть на все зимние месяцы.

Вот и сейчас, в первый миг после пробуждения, показалось было ему, что он снова остался один среди спящих сородичей. Однако, поскольку отец еще не вернулся со своей войны, семейство его, хоть и зевало да потягивалось целыми днями, на зимовку еще не укладывалось — боялись, конечно, гнева своего хозяина и повелителя. Да и то сказать: засни семейство сейчас, об окончательной победе могучего Лесного хозяина над супостатами узнало бы оно только через несколько месяцев — это если обиженный батька пожелает поведать!

Темно было в берлоге, выкопанной в незапамятные времена под корнями трехсотлетнего дуба. Летом подземные палаты, как ее гордо называл отец, худо-бедно освещалась россыпями светлячков, зимой же только гнилушки уютно мерцали, обозначая направление к

двери. Поэтому не видел сейчас Безсонко своих названых родичей, слышал только их сопение и храп; вовсе не мешали они ему, эти звуки, напротив, под них легче думалось. Сейчас он пытался понять, почему, уснув вчера, жены и детишки Лесного хозяина не смогут проспать теперь всю зиму? Неужели только потому, что сказку на сей раз не услышали?

И еще один вопрос Безсонко мучил. Если считает теперь своих названых матерей глупыми, означает ли это, что он сам, человеческий детеныш, выросший в этой берлоге, умнее их? Кроме того, подозревал Безсонко, что и матери его на самом деле не так глупы, а просто прикидываются недотепами перед отцом, чтобы тому приятнее было ими повелевать.

Впрочем, третья отцовская жена, Вишенка, самая молодая из всех, — вот та уж точно непритворная, непроходимая дура. Когда провожало семейство своего могучего богатыря на войну с иноземцами, подняли матери вой и принялись по очереди оплакивать Лесного хозяина, будто уже убитого, — а отец так и пыжился от невинной гордости, да еще и сам себя, силача лесного, крепко пожалевши, даже разрыдался. Вот только третья жена по глупости своей принялась оплакивать не мужа, а Медведя. Зверь безъязыкий — и тот от стыда прикрыл морду лапами, а дурище хоть бы хны. Отец сразу изменился в лице и давай сквозь слезы присматриваться к малым детям от Вишенки, тут же стоящим. Потом успокоился, мокрое лицо его просветлело, он смахнул слезы с глаз и дружески шлепнул мохнатого приятеля по плечу — аж пыль над шубой поднялась!

Надо сказать, Безсонко вполне понимал отца, когда тот время от времени под плач и робкие укоры жен втискивался в златотканый праздничный кафтан, обшитый дукатами да речным жемчугом, и ходил свататься к тете Зелёнке, — где же еще найдешь другую такую бойкую, такую умницу, такую красавицу! Отличная была бы Лесному хозяину четвертая жена! И правильно говорил отец, что с Зелёнкой он бы не раскисал, не разлеживался бы в берлоге и даже сам рядом с нею помолодел бы. Однако про себя малый весьма доволен и тем, что русалка всякий раз отцу отказывает, потому доволен, что сам надеется жениться на тете Зелёнке, когда подрастет. То есть надеялся, теперь эту мечту придется похерить. А ведь не раз уже подсчитывал, сколько голодных зимовок придется еще пережить, чтобы получить право к тете Зелёнке посвататься. Эх, и как это его угораздило оказаться недолговечным и слабым человеком?

Уже почувствовал паренек нарастающее неудобство внизу живота, однако потянулся еще раз и решил потерпеть: здесь, в привычной темноте, в добром тепле подземных палат, мысли свободно снуются, а если выскочишь сейчас на холод, сразу же отвлечешься. Ведь там, в глухом лесу, уже зачиналось диво рассвета, всегда поражавшее Безсонко своей загадочностью. Почему птицы иногда поют перед рассветом, а чаще нет? Почему в самую жестокую бурю, в самый густой ливень рассвет обязательно наступает? Кто заставляет солнце в ясную погоду подниматься над лесом? А если оно уже на небе, почему не остается там навечно? Безсонко обращался с этими вопросами к отцу и, если попадал на добрую минуту, получал от него и ответы. Однако, поскольку сам он никогда не видел богов Хорса, Ярилу и Велеса, а объяснения отца сильно смахивали на его сказку о Волке, Медведе и Лисе, в душе не очень-то Безсонко им верил.