Самозванец. Повести и рассказы

— Не подумай даже, — сказал Середа. — Вы, юноша, только что с честью прошли обряд инициации. Носите эти шрамы как медали и демонстрируйте их другим с гордостью!

Виталик ушел в дом. Он заперся в сортире и там тихонько повыл. Полегчало.

Остаток вечера Дикая Женщина с Виталиком не разговаривала. Она приставала к мужу.

— Подари мне его на день рождения, — ныла она, показывая на Виталика пальцем.

— Дорогая, твой день рождения только в августе, — отвечал Рогожин монотонно.

— Тогда на Новый год!

— Новый год уже прошел.

— Тогда на Рождество!

— Рождество тоже уже прошло. Я подарю тебе его на двадцать третье февраля.

— Ты хам, Рогожин. Ты — хам!

Уна была в плохом настроении — Середа охотно разглагольствовал на кухне, но нс хотел соблазняться. Позже, гораздо позже Хозяин Квартиры расскажет, что «физтехи» в большинстве своем равнодушны к женщинам и что Дикая Женщина, охмурив «физтеха» и даже женив его на себе, совершила нечто вроде Гераклова подвига.

Действие второе

Явление первое

Декорации преобразились. Теперь зрители видят комнату в семнадцать квадратных метров.

Две трети комнаты занимает «лежбище» — это обширная низкая тахта без ножек, на которой живописно навалены подушки, одеяла, пледы и спальные мешки. Над «лежбищем» — ковер. На ковре — деревянные мечи и гитара. Оставшаяся часть комнаты отгорожена шкафом и швейной машинкой. Там стоит компьютер. За компьютером — огромный мужчина в плавках. Он усат, у него маленькие, близко посаженные глаза и могучие ляжки неприлично нежного цвета. Это — друг Хозяина, Алхимик. Хозяина снова нет дома, он снова у Венского, а когда придет — тоже будет ходить по Квартире в одних плавках.

Алхимик живет в Питере и временами, бывая в Москве, гостит непременно у Хозяина. Тут ему хорошо.

На лежбище, прислонившись к ковру, сидит Виталик. Он уже давно встал, прибрался как мог и теперь отдыхает — читает. На другой стороне лежбища лежит, укутанная, Ксанта. На ней мохеровый розоватый свитер и черные сияющие лосинки. Она вся состоит из округлостей, которые перекатываются, как шары для боулинга. Ксанта томится духом.

— Вита-алик! — взывает она. — Вита-алик!

— Чего, — откликается Виталик, не отрываясь от книги.

— Виталик, почему ты такой?..

— Какой?

— Такой... витальный!

— Га-га-га! Ох-ха-ха-га-га! — оглушительно смеется Алхимик. Его голова, похожая на горшок с ушками, показывается над швейной машинкой. Он изрекает: — Хорошо, что ты не Бруталик. Иначе был бы брутальный. Ого-га-га-га!

И он с грохотом обрушивается обратно.

— Нет, в самом деле, — иезуитским голосом продолжает Ксанта. — Ты так хорош, что, будь я дурочкой, я бы в тебя влюбилась. Правда.

Виталик пожимает плечами. Экая тоска — на кухне заперлись эльфы неопределенного пола и спорят на свои эльфийские темы. Человеку там делать нечего, он там неуместен, как носорог на выставке фарфора. Прежде Виталика это умиляло, теперь — злит. И он часто бегает в сортир (сортир отделен от кухни нетолстой стенкою) и там нарочно громко пукает и мочится. В эти моменты эльфы конфузливо затихают.

Итак, в кухне — эльфы, здесь — эти. Почитать сегодня не дадут, это ясно. Виталик читает Стейнбека. Это просто заколдованная книга — на любом новом месте жительства она попадается Виталику, но он никак не может прочесть ее до конца. А с виду — обыкновенная такая книжка в красном коленкоре, корешок сверху чуть надорван.

— Право, жаль, что я умна, — ненатурально огорчается Ксанта. — Право, жаль...

— А мне не жаль, — не выдерживает Виталик. — Если бы к твоей красоте да еще бы и глупость — ты была бы слишком неотразима.

— Льстец, — восхищенно говорит Ксанта. Она завернула все свои округлости в драненький плед с претензией на расцветку клана Кемпбеллов. Наружу торчит только сдобное личико.

— Вита-а-алик!

— Ну чего еще?

— Это правда, что тебя поимела Дикая Женщина?

— Враки.

— Значит, правда. Ну, и как ты ее находишь?

— Она бесхитростна, как критский лабиринт, и неприхотлива, как орхидея, — говорит Виталик.

— В этом — ее прелесть, но имей в виду — она опасна...

— Неужели?

— Она, как паучиха, пожирает предмет своей страсти...

— До страсти тут далеко, — сказал Виталик, — как до Атлантиды.

— Тем хуже для тебя, глупый мальчик. Она съест тебя без аппетита, — сказала Ксанта и сладко заныла: — Вита-а-а-алик!.. Ну отчего я так умна? Как бы мне поглупеть? Помоги мне упасть с вершин моего интеллекта к тебе, в бездонную пропасть немудрящего греха!

— Ну уж дудки! Это счастье даровано избранным. — И с этими словами Виталик уходит курить на лестничную площадку. А Ксанта воображает про себя, будто она — нагая среди нагих вакханок, а вокруг пляшут крепкие козлоногие Виталики, бесстыдно выставляя напоказ огромные вздыбленные признаки примитивного жизнелюбия. О-о!

Алхимик тарахтит клавиатурой.

На лестнице «сосед», приняв постный вид, сказал:

— Ну, дорогой, я с тебя удивляюсь. Бери, пока само плывет. Чего ты ломаешься? Дамочка просто из трусов выпрыгивает, а ты привередничаешь.