Самозванка. Кромешник

— Ох и баляба9 ты, Сошка! — рассмеялся шёпотом рыжий. — Потому тебя девки и не любят! — Белобрысый обиженно оттопырил губу, но смолчал. — Щас мы народ поднимем, — распорядился Деян, ловко забравшись на забор верхом. — Беги к корчме, коль трусишь. Да пришли сюда Зорана-кузнеца. И пусть топор захватит! Скажи, еретника потребно извести!

— Вот бешеный ты, Деян… — восхитился Сошка, подавая дрын.

Рыжий ухмыльнулся, помахал орясиной, как волхв посохом на Боев день, и молодецки засвистел в два пальца.

Дрын, ткнувшийся в укатанную тележными колёсами пылюку, преградил дорогу бродяге в сапогах. Чернявый поднял на оседлавшего забор свистуна загодя прищуренные, паскудно посветлевшие зенки.

Деян мрачно ухмылялся:

— Слышь… мил человек, — цыкнув зубом, начал он, недвусмысленно постукивая тяжёлой палкой. — Ты того, куда путь держишь?

— Прямо, — хрипло отозвался «мил человек», исподволь озираясь: на пустынной околице откуда ни возьмись появлялись люди. Пока чуть поодаль, беседой дурковатой якобы не интересуясь.

— Эх, беда, — притворно загрустил Деян. — Тут, понимаешь, какое дело: вот именно прямо тебе и нельзя!

— С чего бы? — в тон удивился путник.

— Да, вишь ли, погань ты, волколак!.. — Рыжий щедро плюнул пришельцу в ноги, чудом не замарав смазных сапог. Подкованную обувку Деян уже решил, расправившись с нечистым, забрать себе.

— С какого ляду? — внезапно развеселился обвиняемый. — Волколаков, что ли, не видал?

— Видал-видал, еретник, не сумлевайся, — тоже рассмеялся рыжий. — Вот прям щас его перед собою зрю! А ты, стервь, зубы мне не заговаривай! Ужо, вон, цепу стибрил посередь бела дня. То воровством зовётся. Аль ты не знал?

— Совсем сдурел? — чернявый вздёрнул выскобленный подбородок. — Или ты от рожденья хворый?

Деян, крякнув, бодро спрыгнул с облюбованного насеста в лопушки. И, благополучно на дорогу выбравшись, подобрал дрын:

— Вот щас балия с кузнецом дождёмся и посмотрим, кто тут хворый, — пообещал он, разглядывая путника вблизи. Как есть еретник, тут и слепой бы не ошибся.

На бледной коже угловатого лица белели тонкой сетью аккуратно срощенные шрамы, под тяжёлыми бровями полыхали рыжие, потихоньку разгоравшиеся нездешним пламенем глаза. Серьга в ухе, притенённая растрёпанными вихрами цвета воронового крыла, тоже подозрительно мерцала, ловя несуществующие блики.

— Рылом тощий, башкой чёрный! — прокричал Деян односельчанам, уже обступавшим говоривших разномастной гурьбой. — Как давеча нам балий сказывал? Волхит приблудный осуду навёл! Вода в колодце черным черна стала, попьёшь её — так в миг и околеешь!

Бабы согласно заголосили. Старик Лель заворчал про «болотный упыриный мор», стискивая прихваченные с подворья вилы.

Обвиняемый воззрился на обнаглевших поселян:

— Какая сказочная чушь, — восхитился он сквозь зубы. — Сдался мне ваш колодец…

— Сознавайся, погань! — пригрозил дрыном рыжий.

Еретник, смекнув, что отпираться смысла нет, оскалил клычищи. Не железные, но уже и не человеческие. Челюсти разъехались и удлинились, запавшие щёки обтянули кости поскверневшей образины. Чёрные вихры зашевелились помимо вдруг притихшего ласкового ветерка. Прозрачные весенние сумерки резко потемнели.

— Волколак! — ахнула румяная Беляна, отступая за спины мужиков.

— Упырь! — поправил, наставляя вилы, Лель. — Ох, зараза! Поди, долинный, погань!

Старик разбирался в деле не хуже куда-то запропастившегося Водовита.

Деян слегка попятился: долинных упырей побаивались неспроста, но этот, пусть и злобный, оказался в толпе вооруженных поселян без клинка, с одними серебряными цепушками. Теперь главное — не дать нечисти себя заморочить.

Рыжий тоже оскалился, широко обмахнувшись охранным знаком:

— Думаешь, коли ты железнозубый, управы на тебя не сыщется? Ты ж безоружный, — ехидно подмигнул он упырю.

— Дай пройти, — глухо приказал тот, неуловимо подбираясь. — Никто не пострадает.

— На вилы гадину! — зычно гаркнуло со стороны корчмы.

Из-под стрехи выпорхнули перепуганные птахи.

Балий Водовит, мышастый дед в потрёпанном кафтане, спешил по улице, воздев посох с дощечками над пегой головой. Следом размашисто шагал кузнец Зоран в кожаном фартуке, вооружённый здоровенным топором; семенил сбледнувший Сошка с косой и баба Звана с веником наспех перемотанных бечёвкой трав.

— Идите к ляду, — возмутился упырь, отпрянув от первого тычка. — Я ж вас не трогал!

Второй удар прилетел в скулу, но нечисть лишь щёлкнула зубищами и зарычала.

— Дави поганца! — рявкнул Водовит, потрясая примотанной к посоху трещоткой. Резкий стрекот перебивал даже ропот собравшейся толпы. — На вилы мразь виритную!

Мразь виритная, предсказуемо обозлившись, отмахнула руками, без видимых усилий, даже не прикасаясь, раскидав селян по придорожным лопухам. И рванула вдоль заплота, плеща вихрами. Деян, чудом удержавшийся на ногах благодаря воткнутому в землю дрыну, припустил следом. Зоран и боевитый Лель не отставали.

— Камнями его, гадину! — оглушительно командовал балий, стрекоча посохом. — Дави!