Самозванка. Кромешник

Мирко нерешительно пожал плечами в своём пропахшем травяными настоями убежище. Остальные «славные хлопцы», не слишком от занятий отвлекаясь, исподволь наблюдали за происходящим. В открытую пялился только страхолюд, даже шитьё на время отложил.

— Я к тому назвался, чтоб ты не трусил лишнего. Мы — не сброд какой, разбойники иль торгаши, сам знаки видишь. — Мальчик с любопытством покосился в указанную бородачом сторону, на странные рисунки, ни о чём ему не говорившие. — Иргибские Псы. Посланы высочайшим распоряжением навести покой и добронравие в здешних краях.

Вещун сообразил, что скрывалось под витиеватыми закорючками, намалеванными на укрывавшей телеги крашенине, и охнул. Баре-колдуны истребляли нежить вроде той, что уничтожила Овражки, и защищали людей.

— Выжлецы! — не удержавшись, воскликнул Мирко.

— Ишь, как радуется, — фыркнул страхолюд и колупнул шилом в зубах. — Знать, припекло.

— Тише, Блажен, — благодушная улыбка раздвигала бородищу. Но наблюдал за мальчиком Рагва пристально. — Сам видал, каким его Вадан привёз. Настрадался малой…

— Настрадался так настрадался, — потянул плечами одноглазый, продолжая сутулиться. — Ты его лучше спытай, откелева он такой, настрадавшийся, вывалился. Не из Паданцев же, навроде.

Рыжебородый Линтвар обстоятельно кивнул:

— Расскажет, куда он денется? Так как, говоришь, зовут тебя?

— Мирко, — сглотнув саднящий комок, поспешно сознался мальчик. — С Овражек, хутора на Причудине.

— Беглый? — сощурил бледные, в сумерках почти светящиеся колдовские зенки Рагва.

Парень непонимающе поморгал, разглядывая посмурневшие лица.

— Наверное… На нас еретники напали, железнозубые… Весь хутор пожрали. Ладка… — Вещун неожиданно хлюпнул носом, поглядел на облезлые, скребущие мутную синь вечерних небес ветви, и разрыдался. Громко, с подвываниями. Запутался в тяжёлом меху.

Долговязый мужик с серьгами, одарив страхолюда мрачным взглядом, отлип от телеги и, подойдя к пацану, опустился на корточки, заставив съёжиться, забиться глубже в одеяла. Слегка раскосые глаза «дрына» действительно светились, не то замораживая, не то, напротив, согревая.

Мирко зайцем обмер под пугающим и баюкающим одновременно взглядом, судорожно всхлипнул. Колдун молча положил ладонь на мгновенно взопревший лоб ребёнка. Руки у мужика оказались гладкими, будто полированный камень. И совершенно ледяными. Но пацан отчего-то резко успокоился: пропали не только обида и боль, с горем замешанная, сами воспоминания как будто сделались прозрачнее, отдалились.

— Угу, — тяжёлый голос Рагвы доносился приглушённо, точно из бочки. — Понятненько. Ну, добро, коли так… Спасибо, Вадан.

— Чем меня благодарить, лучше Блажена угомони. Ещё одно внушение — и парень идиотом останется, — откликнулся заметно помрачневший Вальфэ.

— А тебе что за печаль? — оскалился одноглазый, поигрывая шилом. — Не зазря, что ль, брешут про вас, мореходов?..

Закончить фразы глумливый страхолюд не успел. Черноусый детина отложил навострённый колышек, подкинул топор на руке и с разворота, легко да ловко, почти играючи, метнул в охолонувшего Блажена. Лезвие прошло всего на пару пальцев левее дернувшейся головы и глубоко врезалось в ближайший ствол.

— Горазд! — рявкнул, подбираясь, Линтвар.

Вальфэ не отреагировал ни на слова страхолюда, ни на вспышку черноусого. Колдун пристально вглядывался Мирко в самое сердце.

Негромкий, мелодичный голос почти потонул в рокочущих проклятьях и площадной брани, наводнившей стоянку. Больше всех орали сварливый Блажен с молодцами да взбешённый Рагва. Черноусый только что-то глухо взрыкивал про «постылое непотребство».

— Ты, стало быть, со способностями? — тихо уточнил, блестя серьгами, долговязый. — Сбежал от упырей, по ворге прошёл, памжу выпотрошил. Жрица тебя, значит, поцеловала, или в кого ты там веришь? Хорошо. Ты впредь не хнычь. Хлопцы те, за редким исключением, лютые и дикие. Удавят, если скулить начнёшь. Или обидят. Так что держись ближе к Линтвару с Гораздом. Рыжий — знатный в своих Ллакхарских утёсах, невместно ему. У Горазда троих таких же пащенков чума вымарала вместе с бабой. Дударь ещё, но дударь трус. Коль Рагва с Гораздом не доглядят, а Милек-Дуда не полезет… худо будет.

— Не надо, — насилу выдохнул оцепеневший Мирко и затравленно вгляделся в полыхающие зенки. — Пощади…

— Я? — Колючие брови взметнулись насмешливой дугой. — Я детьми не промышляю. В роду Ваа-Дан так не принято, — и засмеялся, отчего мальчику стало ещё жутче и резко захотелось до ветру.