Самозванка. Кромешник

Открывая двери, Упырь размышлял о дальновидности отца и реалиях коронного замка, а потому к открывшейся взору картинке оказался не готов.

Покои тщательно готовили к возвращению запропастившегося господина: полы переложили свежей соломой и ароматными травами, сундуки накрыли шкурами и затканными канителью покрывалами, на жаровнях затеплили политые благовониями угли, охапки свежесрезанных цветов в объятиях еловых веток разложили прихотливыми гирляндами. В потоках потеплевшего к закату солнечного света плясала золотыми мотыльками пыль.

Радэрик задумчиво рассматривал богато инкрустированную оружейную композицию на стене. И резво развернулся на каблуках, заслышав гулкие шаги. Плеснули локоны, искристо разгорелись бликами начищенные застёжки богатого дублета. Младший Адалин просиял лицом не хуже молодого солнца и счастливо улыбнулся брату.

Этот юнец мог дать фору не только несчастному Лаэрвилю, но и самому Хрустальному Лебедю, легендарному рыцарю-драконоборцу из свирельных баллад падкого на идиллическую придурь Огниффа. Фладэрик вздохнул и постарался без нужды не морщить лоб.

— Дорогой брат! — провозгласил младший с поспешным, но изысканным поклоном. — Я распорядился принести цветы и приготовить воду для омовения к твоему приходу!

— Здравствуй, Радэрик, — раскрывая объятия, Упырь улыбнулся, хотя улыбаться было нечему.

Лицом юный Адалин уродился в матушку: изящные черты семейства Амитгард, каштановые, чуть вьющиеся от природы локоны с медовой искрой, тонкая — «белая» — кость. Во всяком случае, куда «белее» резких, выдубленных ликов рода Адалин. Фладэрик пошёл в отца обличием, а младший — нравом. То есть, на взгляд Упыря, собрал от обеих сторон лучшее и стал истинным украшением семейного древа, достойным плодом крепкой ветви.

Резвая юность во всей своей невинной плоти и рюшах бросилась к брату с куда более искренней улыбкой, воспитанно проигнорировав запылённую от верховой езды одёжку.

— Как здорово, что ты вернулся, брат! — пропел он, крепко обнимая Упыря.

— Я обещал присутствовать на твоей присяге, — напомнил старший Адалин и чуть посторонился. — Ты, кажется, ещё подрос?

— Возможно. — Отрок и без того светился начищенным нагрудником, а потому лишь порозовел.

— Мне нужно умыться, — заметил Фладэрик, мягко, но решительно отодвигая брата. — Посиди пока здесь. Норбер вот-вот принесёт угощение.

— Да, конечно, — заметно поскучнел мальчишка. — Иди. Я подожду. Прости, что появился тут без приглашения.

— Тебе не нужно приглашение, — вздохнул Упырь.

Ведь так оно и было.

Хоть после смерти отца Фладэрик формально и сделался Хозяином рода, Высший по праву рождения, почестями он пренебрегал. Тем более, не требовал оных от младшего брата, и без того излишне тяготевшего к придворной куртуазности. Будь на то Радэрикова воля, тот бы, возможно, и предпочёл обращаться к брату полным титулом, а перед визитом засылать слуг с чопорным прошением его принять. Упыря манера больше раздражала, потому не прижилась.

***

Чисто выбритый, посвежевший, в распущенной шёлковой рубахе до колен, украшенной каймой по подолу, Фладэрик почти напоминал себе вельможу. Во всяком случае, больше не смердел придорожной канавой и выжлятней. Терпкий дух целебных мазей, териака, соды, щёлока и сушёных трав вытравил ядовитые миазмы Голоземья.

— Фладэрик! — возликовал прикорнувший на сундуке младший Адалин.

Годы шли, отрок вытянулся, даже возмужал, несмотря на пристрастие к слащавой придворной моде, выедавшей остатки разума и призраки приличий, но выражение широко распахнутых карих глаз всё не менялось.

— Есть такое дело, — пожал плечами старший и прикрыл собственные — смотреть на воплощение благородства в парадном платье оказалось трудно. Слишком живо в памяти рисовался златокудрый, заострившийся в посмертии портрет с розаном на левом рукаве.

Радэрик Адалин — волоокое очарование в мягких локонах, отрада портных и постоянный источник прибыли золотых дел мастеров, — был значительно младше и куда как красивее. Изящные черты лица пока счастливо избегали неприятных встреч с чужими кулаками, стилетами и саблями, а ясные глаза неизменно горели подозрительным воодушевлением. Мечта менестреля, в хорошем смысле этого нехорошего понятия. Ещё и ласковая, что твой телок.

— Расскажи, где ты был! — с жаром предложила оная тем часом.

Радэрик очень хотел схватить брата за руки, но героически держался. Только глядел подобострастно.

Оценив глаза-блюдца и выражение нежной физиономии в целом, старший Адалин незаметно поморщился: такими темпами сидеть в Розе юность не пожелает, возжаждет подвигов, и поминай, как звали.