Самозванка

– Батько, там казаки полонянок делят, – доложил запыхавшийся пан Ляшко.

Немая мольба за землячек виделась в глазах ясновельможного шляхтича.

– Дозволь, пан атаман! – молодцевато вытянулся сотник.

Неодобрительно хмыкнув, Гонта все же согласно кивнул – исполняй.

На корме галиота тем временем шел яростный дележ добычи. Войсковой писарь, уже успевший оприходовать купеческий сундук с серебром, с трудом отбивался от нападок запорожцев, требующих немедленного раздела наличности и – главное! – живого приза. Самые нетерпеливые уже тянули за руки испуганных полуобнаженных наложниц. Один из запорожцев – рыжий, с отвислой заячьей губой, – взвалив на плечо визжащую невольницу, под одобрительный хохот казаков направился с кормы.

– А ну, стоять! – рыкнул Данила, выразительно положив руку на эфес сабли.

– Что, сотник, понравилась девка? – глумливо ощерился рыжий, опуская польку на палубу. – Выбирай скорей, пока всех не разобрали.

– Я вспомнил тебя, казак. Это ведь ты в Умани насилил девочку, пока товарищи твои с ляхами рубились?

Казаки отозвались глухим ропотом. Рыжий, затравленно оглянувшись на мрачнеющих запорожцев, с вызовом ответил:

– А ты что, жидовку пожалел?

– Отпусти девку, – боднув взглядом, Данила угрожающе сказал: – Сдохнешь!

– А ты не пужай меня, колдун! С кем миловаться прикажешь, с тобой? А что… лицом пригож, кожей нежен, могу и приголубить. – Сделав похабный жест, казак отпустил полонянку и метнулся к связанным морякам. Выдернув за бороду рослого грека, он с ухмылкой предложил: – Коли девки тебе не милы, смотри, каков красавчик…

Продолжить он не успел. Бородатый грек извернулся, освободив руку из узла, выхватил из-за голенища казака засапожный нож и быстрым движением полоснул мучителя по горлу.

– Сдох, – ошеломленно выдохнул кто-то в толпе.

– Супротив колдуна, дурень лапотный, попер, – добавил другой голос.

Обведя внимательным взглядом примолкших казаков, Данила негромко позвал:

– Пан Ляшко…

– Здесь, пан сотник!

– Дивчин накормить, помыть… – При этих словах запорожцы грохнули дружным хохотом… – и спать уложить, – с улыбкой закончил он.

Провожаемый скабрезными шутками, Данила, обернувшись к Лисице, предупредил:

– Девок под охрану, моряков в трюм. С остальным утром разберемся. – На секунду задумавшись, привычно ляпнул: – Оно вечера мудреней.

Характерник не простой казак и слова должен произносить осторожно – взвешенно. Утро, как он и пожелал, оказалось мудреным: галиот взяли на абордаж «пираты».

Глава 12

Море было ласковым, летним. Оно мерцало золотистой дымкой восходящего солнца и лениво играло с утренним ветерком пенными барашками волн. Едва различимая прибрежная полоска причудливой нитью вытянулась вдоль горизонта. Звенели снасти, тоненько – испуганно! – отзывался судовой колокол, и гудели головы у запорожцев. Атаман Гонта излагал вновь прибывшим незадачливым «пиратам» свои сокровенные мысли. Излагал внятно, доступно и многоэтажно.

Нет, полковник, конечно, атаман авторитетный. И в рубке толк понимает, и любого краснобая за пояс заткнет. Слова знает, которые Лисица отродясь не слыхал. Молодой казак даже сощурился от удовольствия, услышав особо изощренную тираду.

Абордажная команда смущенно переминалась с ноги на ногу, дергая себя кто во что горазд: один теребил русый чуб, другой пытался оторвать собственный ус, а иные – безмятежно, привычно ковыряли в носу.

Наконец Гонта сипло рыкнул:

– Ну?!

– Дык, батько, – с опаской начал один из «пиратов», преданно выкатив единственный глаз; другой был скрыт под черной повязкой. – Тута… кажись… – шумно сглотнув слюну, он окончательно умолк, растерянно запустив пятерню в затылок.

– Оно ж, енто… – сокрушенно развел руками стоявший рядом разбойник: густобровый, с вырванными ноздрями и слегка шепелявящий при разговоре. – Не разумели…

И его ораторское искусство пропало втуне.

– Дык… енто, – передразнил их атаман, сплюнув на палубу. – Порубали б друг дружку, и что тогда?..

Слава богу, все обошлось – отделались легкими царапинами. Трое убитых матросов в счет не шли.

Спали казаки, дремал на предутренней зорьке уставший караул, когда сотня запорожцев Донского куреня на двух «чайках» незамеченной подкралась к беззащитному галиоту. Уже трещали первые выстрелы и сабли с радостным шипением рвались из ножен, когда боевой казачий клич, с двух сторон прозвучавший в утреннем сумраке, разом охладил буйные головы. Абордаж закончился внезапно, едва начавшись, – тяжелая длань атамана Гонты щедрыми зуботычинами развеяла возникшее недоразумение.

– Вожаков своих где потеряли? – продолжался допрос.

Дончаки мрачно переглянулись. Ответил одноглазый, угрюмо, со вздохом:

– Побили их, батько. Шляхта в сабли взяла. А кто спасся, те в кандалах имперских красуются.

Корабль тихо покачивался на волнах, словно баюкая пригорюнившихся запорожцев. Верхняя палуба трехмачтового судна, еще недавно напоминавшая растревоженный улей, погрузилась в молчание. Данила подошел к атаману и стал сбоку от него. Бросив на него мимолетный взгляд, Гонта вновь повернулся к «пиратским» вожакам.

– Пойдете с нами в страну заморскую?