– Что с вами случилось? – снова спросил Игнатов. – Я слышал, вы были арестованы во время переворота. Но я полагал, что вас выпустили вместе с остальными членами Временного правительства. Я думал, вы уже покинули Петроград.
– Увы, нет. Освободиться мне удалось только вчера. А почему мы говорим шепотом?
– Моя семья спит.
– Ах, вот оно что! А почему вы здесь зимой?
– Уплотнили, Сергей Станиславович. Спасу нет. Да что же мы здесь стоим? Идемте в комнату, там теплее. Только тихо, чтобы Машеньку не разбудить. Там один рабочий такой, Петухов, хам из хамов. – Игнатов еще больше понизил голос. – Покушался на дочь. Мы уже в Совет жаловались. Но мы, оказывается, нетрудовые элементы. Это я-то, посвятивший науке больше двадцати лет! А вот слесарь Петухов – он классово близкий, ему верят. Нам даже высылкой из Петрограда пригрозили, если снова жаловаться будем. Ну, мы собрались и на дачу переехали. Сюда еще, слава Богу, с реквизициями и уплотнением не добрались.
– Доберутся, – пообещал Чигирев, проходя следом за хозяином в гостиную.
– Вы так считаете?
– Увы. Вы за границу перебраться не пробовали?
– Вообще-то мы рассчитывали, что вся эта вакханалия быстро закончится. Хотя тем, кто уехал еще в ноябре, считайте, повезло. Потом большевики закрыли границы, теперь для выезда требуется специальное разрешение. По какому принципу их выдают, совершенно не ясно, но нам отказали. Мы подали заявление еще в январе, как только начались эти проблемы с Петуховым. Мы хотели переехать в Стокгольм. Меня звали туда читать курс лекций по истории степных народов России еще в сентябре. Думаю, они и сейчас были бы не против принять меня, хотя бы семестра на три. Уж этого точно хватит, чтобы пересидеть лихолетье. К лету-то девятнадцатого вся эта вакханалия закончится, как вы полагаете?
– Надеюсь. Но в Швецию вам перебраться все же стоит.
– Какое там! Я же говорю, нас не выпускают.
– А нелегально выбраться не пробовали?
– Что вы! Финская граница охраняется как никогда. За попытку нелегального перехода расстреливают на месте. Даже тем, кому власти разрешают выезд, приходится несладко: в Белоострове отбирают все ценное. Самые состоятельные люди выезжают за границу буквально нищими. Хорошо еще, если там есть какое-то имущество: дома, банковские счета. Но я-то, дурак, держал все свои накопления в Российском торгово-промышленном банке. Счет заморозили, банковскую ячейку с драгоценностями жены вскрыли и все реквизировали. Мой дом начисто ограблен. Моей семье оставили только две комнаты из шести. Я пережил двенадцать обысков, в ходе которых было изъято все сколько-нибудь ценное. Теперь я нищий. Цены на черном рынке запредельные. Паек, который мне выдают в университете, – это форменное издевательство. А за этот паек и я, и моя жена, и дочь должны отрабатывать на самых грязных общественных работах как нетрудовые элементы. С точки зрения новых властей, работа – это кувалдой ворочать. Моя семья живет впроголодь. Единственное, что спасает нас, – это продало книг и посуды. Но, видит Бог, этого надолго не хватит. Скоро мы все умрем с голоду.
– Да, товарищ комиссар, у нас действительно ничего нет! – взвизгнул женский голос за спиной у Чигирева. – Ваши люди все забрали при обысках. Мы были вынуждены покинуть Петроград из-за невыносимых условий существования. Пожалуйста, оставьте нас в покое! Это наш дом. Нам некуда больше идти.
Чигирев обернулся. В дверях стояла бледная как смерть супруга Игнатова, нервно теребя края накинутого поверх платья пухового платка. Узнав гостя, она ужаснулась.
– Сергей Станиславович?! Господи, как вы здесь очутились? Да еще в таком виде! Боже мой, у вас кровь на рукаве! Что с вами произошло?
– Обстоятельства, Софья Вениаминовна, – развел руками Чигирев.
– Погодите, у вас и правда кровь, – наконец-то обратил внимание на рану Чигирева Игнатов. – Что это с вами?
– Поранился по дороге, – буркнул Чигирев.
– Снимайте свою колонку немедленно! – потребовал Игнатов. – Софья, неси теплую воду, бинты, йод. Надо же перевязать рану.
Чигирев покорно стянул с себя кожанку, свитер и рубашку и осмотрел рану. Пуля прошла по касательной, лишь поранив кожу и немного задев мышцы. Софья Вениаминовна с испугом посмотрела на пистолет, который Чигирев выложил на стол, но, ничего не сказав, быстро обработала и перевязала рану.
– Где же это вы поранились так, через колонку? – недоуменно спросил Игнатов. – Да вы, наверное, голодны? Давайте мы вас накормим.
– Что вы, вам и самим, как видно, еды не хватает, – начал отказываться Чигирев.
– Сергей Станиславович, а что это за дырка на груди? – спросила Софья Вениаминовна, разглядывая чигиревскую колонку. – Кровь… И на воротнике тоже….
– Это не моя, – сухо ответил Чигирев.
– Семен, помоги мне, пожалуйста, в кухне – попросила Софья Вениаминовна мужа.
– Конечно, душа моя, – засуетился тот. – Извините, Сергей Станиславович, мы вас оставим ненадолго.
– Разумеется, – улыбнулся Чигирев.
Когда хозяева вышли, Чигирев быстро оделся, снова засунул за пояс пистолет и на цыпочках подошел к двери. До него донеслись обрывки приглушенного разговора.