Сампагита, крест и доллар

По решению испанского Совета Индий колония была поделена между орденами, ставшими главными участниками колониального грабежа. Они сосредоточили в своих руках большие земельные владения (в наиболее плодородных провинциях — почти половину земли) и широко использовали принудительный труд на строительстве церквей, монастырей и часовен. Именно от монахов больше всего приходилось терпеть и трудящимся и касикам. Тупые и невежественные, они притесняли принсипалию, парализуя все ее начинания.

Население активно выступало против засилья орденов, считая, что монахи извращают «слово божие», однако при этом оставалось правоверными католиками. Антимонашеские настроения еще не свидетельствовали об антикатолических. Характерен документ конца XIX в., представляющий собой манифест революционного правительства, — «К храбрым сынам Филиппин». В нем, в частности, говорится: «Посмотрите на наши алтари, оскверненные монахами, которые превратили святыни в средство жестокой эксплуатации. Монах не думает о бедных, не стесняет себя моральными ограничениями — его интересует только золото, которое он получает за крестины, венчание и похороны. Для него филиппинец без денег — неверный, язычник, дикарь, не заслуживающий святых даров, чье тело можно, как падаль, бросить собакам и воронам. Только богатые не умирают без причастия». В манифесте отчетливо видна ненависть к монахам, но в нем же сквозит и уважение к религии.

Власть орденов исключала возможность действительно прочного союза местной олигархии с завоевателями, тем более что и со стороны колониальной администрации эта олигархия редко встречала сочувствие. Во время некоторого экономического подъема, начавшегося в XVIII в., принсипалия смогла накопить значительные богатства. Но ее предпринимательская деятельность наталкивалась на высокомерное сопротивление испанских чиновников. Косность их превосходила всякое разумение[15]. О мытарствах, которые приходилось терпеть местным предпринимателям, писал Хосе Рисаль: «Филиппинцы… пытавшиеся заняться коммерческой деятельностью в нашей стране, знают, сколько документов, какое количество аудиенций у разных лиц, сколько гербовой бумаги и какие чудеса терпения требуются для того, чтобы получить от властей разрешение на открытие предприятия. Приходится рассчитывать на добрую волю одного чиновника, на влияние другого, на хорошую взятку третьему для того, чтобы заявление не положили под сукно, а затем на подарок следующему по чину должностному лицу, чтобы он передал бумагу начальнику. Податель заявления молит бога ниспослать одному чиновнику хорошее настроение и время для того, чтобы он прочитал и рассмотрел заявление; другому — способность понять целесообразность сделанного предложения; третьему — неглупую голову, чтобы он не усмотрел в задуманном деле мятежных целей. Он молит всевышнего, чтобы не все чиновники были заняты на купаниях, на охоте или игрой в карты с преподобными отцами-монахами в монастырях или загородных поместьях. Помимо этого нужны огромное терпение, знание всех ходов и выходов, масса денег, множество поклонов, целый ворох подарков и решимость до конца посвятить себя одному этому делу».

Хотя касики до известной степени были порождены колониальным режимом и участвовали в ограблении трудящихся с соизволения испанских властей, в монахах и колониальных бюрократах они видели не охранителей своих прав на эксплуатацию, а людей, ограничивающих эти права, людей, унижающих их достоинство. И не случайно именно принсипалес возглавили антиколониальное движение. Выступая против испанцев, они считали себя выразителями интересов всех филиппинцев, и это в значительной степени соответствовало действительности, так как злейшим врагом всего парода был колониальный режим. А когда представители принсипалии получили доступ к образованию и в стране начала складываться местная интеллигенция, антииспанские настроения приняли еще более выраженный характер.