Самшитовый лес

И тогда Сапожников решил жить и вернулся к своим конкретно-дефективным мыслям, и они, цепляясь одна за другую, стали громоздиться в какие-то постройки и частично оседать в «Каламазоо». Потому что в те времена к изобретателю относились почти что как к частному предпринимателю и была популярна идея – сейчас не время изобретателей-одиночек. И эта светлая идея наделала опустошений. И надо было ждать, когда идеи признают производительной силой, а ждать Сапожников не мог, его бы разорвало, и была такая полоса и такая жажда придумывать, что он каждый день высказывал идеи, которые потом назовут «пароход на подводных крыльях, конвертолет и видеозапись». И до сих нор еще в журналах «Техника – молодежи» и «Наука и жизнь» появляются давние, отгоревшие сапожниковские новинки, но уже и многие люди умерли, которым Сапожников мог показать журнал и сказать: «А помните?» – и в доказательство открыть нужную страницу «Каламазоо». А кунсткамеры тогда еще не было, и теперь ее нет.

Все это кончилось разом, когда разрываемый на части этими конкретными мыслями Сапожников однажды опять услышал тихий взрыв и догадался, что всей этой изобретательской свистопляской должна заведовать в мозгу какая-то сигнальная система, не похожая на известные, которые открыл академик Павлов, – на первую, которая для ощущений, и на вторую, которая заведует речью человеческой. Потому что ведь откуда-то же приходило к Сапожникову неожиданное конкретное ви`дение предметов, которых еще не было в природе или их еще не изобрели, и, стало быть, это какая-то третья система. Третья сигнальная система – назвал ее для себя Сапожников и записал в «Каламазоо», что она заведует вдохновением.

И это теперь становится известно, что открытия совершаются на эвристическом уровне, а не логическим путем, и даже есть такая наука эвристика, от слова «эврика», которое крикнул Архимед, когда мокрый выскочил из ванны, где он догадался о своем великом законе насчет тела и вытесняемой им жидкости. А в те времена такой науки не было, и слово «вдохновение» отзывалось мистикой, и лучше было бы его не употреблять в разговоре.

И Сапожников понял, что его начинает заносить в биологию. Это было в сорок восьмом году, и Сапожников ошибочно постудил не в тот институт, а кибернетика считалась адским порождением, придуманным для соблазна честных членов ученого профсоюза.

– Торопливость и бешенство – это у тебя от отца, – сказала мама. – Раньше, до войны, ты был другим… ты был гармоничным. Торопишься все. Я понимаю, конечно, – жажда жить. Хочешь все наверстать побыстрей.

– Это понятно, – ответил Сапожников. – Кто-то сказал – если бы Адам вернулся с войны, он бы в раю сорвал все яблоки еще зелеными.

– Впрочем, бабушка рассказывала, что и отец твой до Гражданской войны был другим… А при мне это был хотя и сентиментальный, но добрый человек, – сказала мама. – Это сочетание встречается редко, но все же встречается… Доброта предполагает терпение, а сентиментальность требует, чтоб сейчас, сразу же пришло добро, а зло было наказано. А это невозможно. И потому вы очень быстро разочаровываетесь и впадаете в священную ярость… Потому что доброта – это сила, а не слабость, и она самая трудная вещь на свете.

Вот как говорила мама. Сапожников только глаза таращил. Все в точку.

– Машины должны работать быстро, чтоб человек мог жить медленно, – сказал Дунаев. – Тогда ему в голову такое придет, что он любую машину перекроет и отменит.

Опять в точку. Потому что Сапожников чувствовал – да, да, так, именно так. Сапожников рядом с ними ощущал себя полным идиотом.

Мама в то время уже не вставала с постели, а Дунаев не вставал со стула возле ее постели, кроме тех случаев, когда его подменяла Нюра или Сапожников.

– Ма, а как отличить сентиментальность от доброты? – спросил Сапожников.

– Сентиментальность – это чувство, оно приходит и уходит… а доброта – это позиция, – ответила мама. – Пушкин такой был.

Да, это так. С матерью и Дунаевым Сапожникову неслыханно повезло.

– Мама, откуда ты все знаешь? – спросил Сапожников.

– Если бы я знала все, я бы не была одна, – ответила мама.

Глава 23 Даром истраченное время

Сапожников приехал в Киев, потому что он придумал вечный двигатель.

Ну конечно же колесо! Полый диск с хитростью.