Самшитовый лес

– Возьмите Посейдона, – сказал Сапожников. – Что в древние времена мог подумать человек, впервые увидевший колесницу, которая летит по морю-окияну, а перед ней мчатся дельфины? Он решил бы, что колесницу везут дельфины… А что подумали бы мы, впервые увидев это? Мы бы начали искать скрытый мотор. Чье же объяснение фантастичней, если факт относится к прошлому? Конечно, наше. Потому что дрессировать дельфинов можно было и тогда, а для мотора нужна технология… А что это значит еще?

– Что?

– Что люди уже знали колесницу и могли ее отличить от лодки.

– Колесница Посейдона – это просто метафора, – сказал Филидоров. – Это метафора.

– Пусть метафора. Но за метафорой лежит нечто реальное и привычное, иначе не поймешь, что с чем сравнивается, что на что похоже… За мифом всегда почва… Если завтра окажется, что гравитации нет вовсе, то ньютоновское притяжение окажется мифом, и от него откажутся. Но это не будет означать, что яблоки перестанут падать на землю.

– …Значит, вы считаете, что был некто реальный, кто мчался по морю на чем-то похожем на колесницу? – спросил Филидоров.

– Я пока ничего не считаю, – сказал Сапожников. – Я думаю… А вообще нужна сравнительная мифология… Есть такая наука?

– Нет пока, – сказал Аркадий Максимович.

И вдруг занервничал так очевидно, будто пытался заглушить некое соображение, которое явно просилось наружу.

– Что с вами? – не выдержал Сапожников.

– Значит, вы считаете, что в мифе фантастичны не факты, а их объяснения? – спросил Аркадий Максимович.

– Ну?

– Я с этим согласен… И я считаю, что была цивилизация в Атлантике…

– Атлантида? – обрадовался легкомысленный Сапожников.

– Ну, пусть Атлантида, – сказал Аркадий Максимович. – Я гоню от себя эту идею… и не могу прогнать.

– Ха-ха-ха… – сказал Филидоров. – Я вас вполне понимаю…

Еще бы не понимал! У него самого сапожниковский абсолютный двигатель не шел из ума.

Сапожникова всегда поражало, что научные люди относятся к некоторым проблемам со злорадством и негодованием. И даже самый интерес к этим проблемам грозит человеку потерей респектабельности.

– Ну почему же вы так мучаетесь и страдаете, Аркадий Максимович? – спросил Сапожников. – Ведь если вам пришла в голову мысль, то ведь она же пришла вам в голову почему-нибудь?

– Так-то так… – ответил Аркадий Максимович.

– Ведь ничего из ничего не рождается, закон сохранения энергии не велит. Вот спросите у профессора. Все из чего-нибудь во что-нибудь перетекает, – сказал Сапожников. – Значит, были у вас причины, чтобы появилась эта мысль. Вот и исследуйте все это дело, если оно вас волнует. Почему вы должны отгонять ее от себя, как будто она гулящая девка, а вы неустойчивый монашек?

– Так-то оно так, – сказал Аркадий Максимович. – Но вокруг проблемы Атлантиды образовался такой моральный климат, что ученого, который за нее возьмется, будут раздраженно и свысока оплевывать, как будто он еще один псих, который вечный двигатель изобрел.

Филидоров засмеялся.

– Ну и что особенного, – сказал Сапожников. – Я вечный двигатель изобрел.

– То есть как? – спросил Аркадий Максимович. – Вы же сами говорите, что энергию нельзя получить из ничего?

– А зачем ее брать из ничего? – спросил Сапожников. – Надо ее брать из чего-нибудь.

А Филидоров только крякнул.

– Но тогда это не будет вечный двигатель.

– Материя движется вечно. Если на пути движения поставить вертушку, то она будет давать электричество.

Аркадий Максимович догадался сам про себя, что Сапожников говорит серьезно, и посмотрел на него с испугом.

– Однако вернемся на землю, – сказал Филидоров и посмотрел на часы. – Ну, что у нас на земле?

Часы на земле показывали без десяти полночь.

– Пора… В дом отдыха не пустят, – сказал Аркадий Максимович. – На земле у меня трудности… Я не выдержал нервного напряжения, и мне достали путевку.

И заторопился:

– И жена от меня, кажется, сбежала, и вообще!..

– Что вообще? – спросил Сапожников.

И Филидоров тоже поднял голову от своего светящегося циферблата. Потому что слово «вообще» Аркадий Максимович выкрикнул.

И тут Аркадий Максимович заговорил медленно и наизусть:

– Я, Приск… Сын Приска…

…Я, Приск, сын Приска, на склоне лет хочу поведать о событиях сокрушительных и важных, свидетелем которых я был, чтобы не угасли они в людской памяти, столь легко затемняемой страстями.

Сегодня пришел ко мне владелец соседнего поместья и сказал:

– Приск, запиши все, что ты мне рассказывал. Оно не идет у меня из ума и сердца. Ходят слухи о новом нашествии савроматов, я буду прятать в тайники самое ценное имущество. Но кто знает, что сегодня ценно, а что нет, когда люди сошли с ума и царства колеблются. Запиши, Приск, все, что ты мне рассказывал, и мы спрячем свиток в амфору, неподвластную времени, и зальем ее воском, выдержанным на солнце, который употребляют живописцы из Александрии. И зароем в землю в неприметном месте, чтобы, когда схлынет нашествие или утвердится новое царство, можно было продать твое повествование новому властителю. Потому что опыт жизни показывает, что…