Самшитовый лес

– Свет не иллюзия… – сказал Сапожников. – Это штука материальная. Это установлено. Давление света и прочее. Значит, это какое-то состояние вещества. Значит, должно быть вещество, у которого возникло состояние под названием «свет». И у этого состояния две характеристики – он и на волну похож, бежит, как волна, частота колебаний и амплитуда… слово «амплитуда» понятно?

– Слово «амплитуда» понятно, – сказал Дунаев.

– Ну вот… он и на частицу похож, свет… бьет порциями, квантами… Слово «квант» слыхал?

– Слыхал.

– Ты на бильярде играешь?

– Малость.

– Если шары поставить вдоль борта и по последнему вдарить, что будет?

– Первый отлетит.

– А остальные? – спросил Сапожников.

– На месте останутся… А что?

– Ага… – сказал Сапожников. – Остальные стукнутся друг об друга и на месте останутся… По ним пробежит дрожь, то есть волна, а отлетит только последняя порция, то есть шар.

– Квант? – спросил Дунаев.

– Ага.

– Ну и что из этого вытекает?

– А то вытекает, что для того, чтобы последний шар отлетел, нужны промежуточные шары, которые вздрогнут и успокоятся… То есть, чтобы был свет, нужна среда, материя, в которой бы он распространялся… кок звук в воде…

Покурили немножко. У Филидорова и Толи были спокойные лица людей, которые видят, как человек идет по карнизу и они не знают, окликать его или нет, поскольку не решили еще, лунатик это или верхолаз. Потом Дунаев сказал:

– А кто эти великие ученые?.. Ну, которые не сошлись характерами?

– Один Эйнштейн, – сказал Сапожников.

– Ого!.. А другой?

– А второй Бор.

– Слушай, – сказал Дунаев. – Ты уж лучше помалкивай.

– Я и помалкиваю, – сказал Сапожников. – А все-таки, если представить себе, что каждая элементарная частица – это вихрь более тонкой материи, ну, скажем, материи времени…

– Что?

– Не мешайте ему, – сказал Филидоров.

– Тогда ничего противоречивого нет в том, что при столкновении двух частиц рождается пять новых, размером бóльших, чем первые две… а вовсе не обломки двух первых.

– Чушь! – не удержался Филидоров.

– Что же тут непонятного? – с упорством осла продолжал Сапожников. – Столкновение двух частиц рождает возмущение той материи, из которой они сами состоят… Два вихря рождают пять более крупных… Что ж тут непонятного? Обыкновенная лавина… Резонанс… детонация… Высвобождение скрытых запасов. Время, – сказал Сапожников. – Материя времени. Единственная материя, у которой все процессы происходят в одну сторону. Несимметричная… Но и ее несимметричность только кажущаяся. Так как и она заворачивается на себя… Всякий поток – это часть витка…

Филидоров долго молчал.

– Тогда понятно и такое явление, когда одна частица проходит, так сказать, через другую, – сказал Сапожников. – Просто вы не ту модель берете… паровозики какие-то… вагончики… Вагон сквозь вагон, конечно, не пройдет, а водоворот сквозь водоворот проходит… сам наблюдал… В Калязине…

– Где? – спросил Филидоров. – Я такого института не знаю.

– Я тоже, – подтвердил Сапожников. – Вода сместилась, а воронка на месте стоит… потому что условия образования воронок не сдвинулись с места… неровности дна и прочее… а вода бежит вниз к морю…

– Значит, вы считаете, что время – это не условное понятие, а вполне реальная материя?

– Вполне реальная, – сказал Сапожников. – Она тоже отражается в нашем сознании, а не только ее отдельные вихри, то есть тела… Таким образом, все, что мы вспоминаем, унеслось от нас не назад, как принято считать, а вперед… а мы, как воронки, на месте стоим или, как лодки, плывем медленней, чем река бежит… и тогда совсем другой метод прогноза.

Все молчали.

– Может быть, для этого я жил, чтобы открыть это, – сказал Сапожников. – Но помирать не хочется… Хочется, чтобы и мне кое-что досталось от общего пирога…

– Вам хочется, чтобы она вернулась? – спросил Толя.

– Да… – сказал Сапожников.

– Почему?

– Не знаю.

Филидоров молчал.

– Все кружится… кружится, – сказал Сапожников. – Вихри кругом.

– У меня от вас тоже голова кружится, – устало проговорил Филидоров. – Пить надо меньше.

– Да… – сказал Сапожников. – С этим надо кончать совсем. Душ у вас работает?

– Работает, – сказал Дунаев. – Почему бы ему не работать…

Филидоров сидел опустив голову и молчал.

– Вам нехорошо, Валентин Дмитриевич? – спросил Толя.

– Перестаньте, – сказал Филидоров.

– Если долго смотреть на велосипедный насос… – сказал Сапожников, – можно додуматься до чего угодно… если, конечно, хочешь заступиться за кого-то…

И Сапожников пошел в санузел.

Душ был сильный и мокрый, и казалось, что струи воды летели прямолинейно. Но это только казалось.

Сапожников вытер лицо и затылок сухим полотенцем и вернулся в комнату.

Филидоров уже уехал. Толя жевал холодную картофелину. На блюде лежала каноническая голова селедки с потухшей сигаретой в устах.

– Кстати, о резонансе, – сказал Сапожников. – Что, если использовать резонанс для лечения рака?

– Неужели вы не понимаете, Сапожников, что так эти дела не делаются? – мягко спросил Толя.

– Пожалели бы хоть человека, – сказал Дунаев. – А если у него сердце лопнет? Так и не узнаем.