Самшитовый лес

Потом Вика заметила, что у нее потрясающая фигура. Не хорошая, а потрясающая. Почему? Сказать было невозможно.

Не молодая, не старая, не толстая, не худая, а какая-то текучая, тающая. Ее разглядеть было невозможно. От нее оставалось только впечатление.

Вика таких не видала никогда. Когда она входила в комнату, у мужчин становились низкие голоса, а когда она выходила – голоса становились обычные и даже слегка визгливые.

Вика думала, что пришла к Нюре узнать что-нибудь о Сапожникове. А оказалось, что она пришла к Нюре.

…Лицо у меня круглое, вы видите, глаза круглые, нос вздернутый, верхняя губа тоже. Фигура, сами видите, хорошая – я занималась художественной гимнастикой. Сама я из Омска, а Сапожников меня принял за подстреленную чайку. У нас в Омске таких не водится. Просто лопнула тогда никому не нужная история с одним кандидатом искусствоведения, и я была в печали. А Сапожников, который вообще-то живет во сне, вдруг увидел в своем сне, что я похожа на его бывшую жену, и он в меня влюбился. Не в меня, конечно, но ему казалось, что в меня. А когда я прилетела к нему в Москву, он разглядел. И оказалось, что я непохожа. Нелепо, не правда ли?

Мне бы выкинуть этого Сапожникова из головы. Не правда ли?

Я так и сделала. Во всяком случае, мне казалось, что я это сделала.

Вдоль дорог костенели деревья, ставшие похожими на эвкалипты, с сухими листьями в трубочку. Гарь не чувствовалась только у самой земли.

Мама моя, мамочка! Что мне делать со своей жизнью, со своим характером? Но как раз мама-моя-мамочка научить меня ничему и не может. Бабка моя была военным врачом и погибла в Прибалтике, под Шауляем. Родителей я знаю чересчур хорошо, вот бабка для меня – миф. А миф – это величие. Величие – вот по чему тоскует душа. А где его возьмешь, это величие, когда живешь со дня на день? И потом, мы бабы, а какое у бабы величие? Господи, какая я была дура. Я даже пошла в медицинский, хотела повторить бабкину жизнь. Я только не сообразила – чтобы повторить ее жизнь, надо повторить и войну. А это уж – чур меня, чур… А когда сообразила – пошла на журналистику. Хочу быть редактором и делать так, чтобы книжки были хорошие. Они без нас не обойдутся, авторы…

Вика пришла к Нюре вечером и спросила ее:

– Кто вы?

Она ответила:

– Нюра. По мужу – Дунаева.

– Я не о том… Я не могу вас понять… Глаза – зеркало души, а у вас глаза ничего не выражают.

Вика так сказала, потому что разозлилась. Очень. Неизвестно почему. Так же как на Сапожникова. Вике казалось, что они ее зачеркивают.

Нюра сказала:

– Это у бабы-то… глаза – зеркало души?.. У бабы пол – зеркало души.

Вика подумала, что она говорит про секс, но все же спросила:

– Как так?

Нюра ответила:

– Вот вымой полы – узнаешь.

…Смешно, но я мыла полы первый раз в жизни в квартире Сапожникова. У Нюры был ключ от его квартиры. Как-то так получилось.

Мы же сейчас все скороспелки. Мы начинаем рассуждать и думать прежде, чем научились что-нибудь чувствовать.

Мы начинаем читать книжки про любовь прежде, чем сердце шевельнулось. А как мы читаем книжки про любовь? Не читаем мы их. Мы их проходим. Проходим мимо. Все мимо, все не по сезону.

Наверно, я и раньше мыла полы, наверно. Потому что я и замужем была. Но я ничего не могла вспомнить об этом. Я знала, что я мою полы первый раз в жизни.

Где-то у Грина сказано, что если человеку дорог дражайший пятак – дай ему этот пятак. Новая душа будет у него, новая у тебя.

Как она это сделала со мной – не знаю. И самое главное – мне стало неинтересно это знать.

Я только знала, что я уже другая…

– Ванну я тебе напустила, – сказала Нюра. – Иди умойся.

И Вика опять подчинилась. Она как по волне плыла.

Вика не понимала, почему она ей подчиняется, она только понимала, что надо сделать так, как Нюра велит.

…Тогда на вечеринке, когда она входила в комнату и выходила из комнаты, она что-нибудь говорила. Не умное и не глупое, а какое-то другое. И каждый раз разговор в комнате менял направление…

В ванной Вика разделась, и вошла Нюра. Вика была голая и вся закаменела. Нюра медленно ее оглядела, потом спросила:

– Ты физкультурница?

– Я занималась художественной гимнастикой…

– А зачем?

– Теперь не знаю…

– Приз хотела получить, кубок, – решила Нюра. – Вот почему фигура неправильная.

А Вика думала, что фигура у нее правильная.

– Напоказ у тебя фигура, – сказала Нюра. – Для чужих.

– Кто вы? – спросила Вика. – Нюра… кто вы?

– Я была блудница, – сказала Нюра. – Давно. А потом я верная мужу жена. А когда старая буду – ворожея буду. Людей лечить буду. Все по сезону надо. А нынче все перепуталось – летом апельсины покупают.

И вышла.

В ванне Вика лежала долго. Потом приняла душ, вытерлась насухо и тоже вышла. Нюры в квартире не было.

Вика оделась, и как раз в тот момент, когда она решила испугаться, открылась дверь и вернулась Нюра.

– К себе ходила, – сказала она. – За лентой. На, возьми.

И протянула Вике голубую ленту.

– Тебе дарю. От души.

– А зачем мне лента? – спросила Вика.

– Когда к Сапожникову придешь, надень на голову ленту, волосы повяжи. Так встретишь его, и он тебя узнает.

Вика опять сказала:

– Не понимаю… Зачем?