Самшитовый лес. Этот синий апрель... Золотой дождь

Потом, правда, вспомнили, что когда он первый раз вышел на берег и, стоя спиной к морю, долго смотрел на прекрасный наш город Пантикапей, раскинувшийся по склону горы, то рыба перестала брать приманку и легла на дно. Но это вспомнили много позднее досужие люди. А тогда странное это дело отнесли к рыбам, а не к нему. -… - Приск, - однажды сказал мне отец, когда мне было уже шесть лет, - посмотри на того человека с короткой тенью и большой головой… вон на того, который идет по середине дороги, там, где самая мягкая пыль… Посмотри на него, Приск, и скажи - нравится ли он тебе? Я посмотрел на того человека, и он мне понравился.

- Да, отец, - сказал я. - Он мне нравится.

- Городу будет большая беда, - сказал отец.

Я тогда ничего не понял, мне было шесть лет, как сказано. Но и многие мудрые ничего не поняли. А когда поняли, кто такой Ксенофонт, было уже поздно. А дальше, когда он был убит рассердившимся фракийцем, который долго не размышлял, а отсек ему голову коротким мечом, уже ничего нельзя было поделать. Сам Ксенофонт как пришел, так и ушел в мир теней, но искра, которую он заронил, обернулась пожаром, в котором сгорели все мы, и души наши сгорели еще при жизни, и город наш, прекрасный Пантикапей, стал таким, какой он сейчас, а не как прежде когда не было ему равных на всем берегу Понта Евксинского.

И я, Приск, сын Приска, сижу на ступенях дома своего и думаю - почему боги не дали нам способности знать, что выйдет из наших намерений, даже самых лучших из них? Но тщетно. Ответа на этот вопрос я не знаю, и я не слыхал о ком-либо, кто бы знал ответ. Разве что рыбы, которые не взяли приманку и легли на дно, когда Ксенофонт щурился на город Пантикапей и тень Ксенофонта была короче вечерних теней других людей. Но рыбы молчаливы:" Травяной аэродром. Прохладный каменный лед ожидания. Небо солнечно-белое. Машина, которую они ожидали, конечно, не пришла.

Посовещавшись, взяли левака-частника. "Бьюик" тридцатых годов. Приборная панель светлая, деревянная, с большими часами. Рваная обивка, но - лимузин. Просторный.

Честь по честь.

Белые домики с древней черепицей. Воздух, воздух. Весь серебрится от близости моря и степи.

Въехали в город Керчь. И он такой же - невысокий, заваленный близким простором.

Афиши - Тимошенко и Березин, портрет красивой певицы. Книжные магазины, универмаги, открытые закусочные на углах.

- Надо будет в парикмахерскую зайти, - сказал Сапожников.

- Во-он там Тамань… Представляете - лермонтовская Тамань, - сказал Аркадий Максимович. - Я в войну там служил. В воздушной армии. Вершинин командовал. А вот там катакомбы. Ну, это не расскажешь… Вошла дивизия, а вышло несколько человек. Жгли автопокрышки для освещения. Лечить нечем, хоронить негде, пить нечего. Ноздреватый камень сырой. Группы специальные высасывали воду из камня и поили раненых прямо изо рта. Не расскажешь. А вон гора Митридат.

- Так и называется? По имени царя Митридата? - спросил Сапожников.

- Да, сказал Аркадий Максимович. - Две тысячи лет так и называется. Там он отбивался и погиб на вершине. И настала Римская империя, которая думала, что будет существовать тысячелетия, а продержалась еще пару сотен лет.

Ветер и солнце выворачивали наизнанку верхушки деревьев.

- Как ни странно, об этих катакомбах знают меньше, чем об одесских, - сказал Филидоров.

- Чересчур страшно все… В местном музее есть материалы. Зайдите - увидите.

- Нет, - сказал Сапожников. - Не зайду.

- Мне надо, - сказал Аркадий Максимович. - К сотрудникам.

Навстречу шли старшеклассницы и преувеличенно ахали, потому что ветер заворачивал им подолы.

- Зачем носить короткие платья, если ветер в городе всегда? - удивился Филидоров.

- Для этого, - объяснил Сапожников. - Чтобы пищать и ахать.

В продуктовом магазине продавалось много копченых рыб.

- Нужна сравнительная мифология, - сказал Сапожников. - Никуда без нее не денешься - такая наука нужна.

- А зачем она? - поинтересовался Филидоров.

- Ну вот, сопоставлять с археологией и историей… с установленными данными.

- Опять лезете не в свое дело? - сказал Филидоров.

- Нет, - сказал Сапожников. - Только готовлюсь. Насчет Посейдона пока дело темное… Но вот такая эмблема - конь топчет змею. А всем известно, что коня обожествляли и змею обожествляли. Вот и выходит, что новая религия топчет предыдущую. А не просто лошадь с гадюкой подрались… Что Зевс был критянин, то есть фактически финикиянин, а что сын его Аполлон, игравший на арфе, наказал Пана за игру на свирели, то есть за свист…

- Куда вы клоните? - спросил Аркадий Максимович.

- Еще не знаю, - сказал Сапожников. - Я еще пока вспоминаю… А замечал ли кто-нибудь, что в Библии, в описании Моисеева похода из Египта, который длился почему-то сорок лет, хотя там ходьбы как от Москвы до Ленинграда, ну это ладно… а вот другое… Там нет ни одного упоминания африканской фауны - фауна не африканская.

- А откуда вы это знаете?

- Я приметливый, - сказал Сапожников. - Не упомянуты ни слоны, ни жирафы, ни носороги, ни бегемоты, ни страусы, ни обезьяны…

- Ну и что из этого вытекает?