Самскара

Пранешачарию передернуло, но он безропотно поплелся за Путтой со странным предчувствием встречи с судьбой. От толпы так несло дешевым пальмовым вином, что Пранешачария не смог приблизиться вплотную. Стоявшие сзади поднимались на цыпочки и тянули шеи, передние сидели на корточках. Толпу сковывало напряженное внимание, лица были обращены в круг, а в кругу, подпрыгивая, расхаживали два петуха. Никогда в жизни не сталкивался Пранешачария с таким накалом жестокости и острого возбуждения. Ему казалось, что вся жизненная энергия этих сидящих на корточках людей сосредоточена в их глазах. А петухи! Треск крыльев, четыре крыла, четыре шпоры. Кокк, кокк, кокк, кокк. Сорок, пятьдесят пар глаз вокруг. Кроваво-красные гребни, блестящие стальные шпоры. Луч солнца — искрой! Искры. Как от удара о кремень. Промельк! Удар, удар. Удар! Один петух на другом. Долбит его.

Неодолимый ужас стиснул Пранешачарию. Он точно провалился в мир демонов. Бессильно опускаясь наземь, он думал, что если в этом аду, где он задумал поселиться с Чандри, если в этой беспросветности, в этом подземелье жестокость загорается счастьем в глазах завороженных созданий, то такому вот, как он, не выжить в этом мире.

Владельцы петухов подбадривали бойцов странными горловыми звуками, которые едва ли могли исходить из человеческой гортани.

Он все отчетливее понимал, что нет в нем качеств, необходимых для жизни в мире страстей и жестокости.

Его опять сковала трусость, такая же, как в тот день, когда Наранаппа дал ему отпор, когда он сник, обмяк, столкнувшись с силой гордыни.

Владельцы петухов насилу растащили их, промыли раны и снова вытолкнули в круг.

Возбужденный Путта рвался сделать ставку.

— Ставлю! — теребил он совершенно незнакомого человека. — Вот на этого ставлю! Две аны, если победит!

— Четыре, если победит вон тот! — загорелся незнакомец.

— Восемь, если мой!

— Десять! — влез еще один.

— Двенадцать! — кричал Путта.

— Идет.

Пранешачария замер в ожидании исхода-что будет, если простоватый Путта останется без денег? К его немалому изумлению, Путта выиграл.

— Давай еще разок! — предложил проигравший.

— Нет, — бросил Путта.

— Как это «нет»? — пьяно вознегодовал проигравший и замахнулся на Путту.

Пранешачария властно протянул руку между ними. Увидев брахмина, пьяный отшатнулся и сделал шаг назад, но со всех сторон напирали разгоряченные любопытствующие люди.

— Что такое?

— Что там?

Пранешачария с усилием вырвал Путту из круга и почти бегом поволок за собой.

Путта, видимо, не испугался и вообще был доволен- двенадцать ан выиграл. Он улыбнулся во весь рот. Пранешачария взглянул на его веселое лицо и испытал нечто вроде отцовского чувства.

Был бы у меня сын, я бы воспитывал его с любовью, подумал он.

Вслух он сдержанно сказал:

— Ну все, Путта. Теперь я пойду своей дорогой, ты-своей.

У Путты мгновенно вытянулось лицо.

— А куда вы идете?

— Сам еще не решил, — ответил Ачария, настороженно стараясь уразуметь, зачем Путта так липнет к нему.

— Я еще немножко побуду с вами, — умолял Путта. — А после вы можете поесть в храме.

Пранешачария чувствовал, что иссякают остатки его терпения.

— Мне нужно к золотых дел мастеру, — объявил он.

— Зачем?

— Золотую вещь ему показать.

— Зачем? Если у вас нет с собой денег, я вам дам двенадцать ан. В долг. После как-нибудь отдадите.

Пранешачария просто не знал, как выпутаться. Дружелюбие этого человека, как лиана, оплетало ноги.

— Нет, Путта. Мне много денег понадобится. На билет до Кундапуры. На другие расходы.

— Тогда давайте я вам покажу хорошую лавку. Я знаю где. Вы что собираетесь продать?

— Кольцо с брахминского шнура, — сдался Пранешачария.

— Покажите, — протянул руку Путта.

Пранешачария снял со шнура кольцо. Путта внимательно осмотрел кольцо и посоветовал:

— Не меньше пятнадцати рупий. Меньше не берите.

Узенький проход вывел их к дому золотых дел мастера. Мастер сидел перед опрятным деревянным ящичком с напильником в руках. Он поднял на лоб очки в серебряной оправе и деловито спросил:

— С чем пожаловали?

Всмотревшись, он узнал Путту и сменил тон:

— Так что же могло произойти, что ноги Путты привели его к моему порогу, а?

Получив кольцо, он не спеша взвесил его, сосчитал красные зернышки, служившие ему гирьками, потер кольцо, подумал и определил:

— Десять рупий.

— Пятнадцать, — твердо возразил Путта. — А нет, так и разговора нет.

Пранешачария не знал, куда деться от неловкости.

— Нынче золото не в цене, — объяснил ювелир.

— В цене или не в цене, только меньше пятнадцати не возьмем. Пятнадцать, ладно?

Путта подмигнул Ачарии, приглашая его полюбоваться, как он умело торгуется, но Пранешачария мечтал лишь об одном — скорей уйти из лавки.

— Десять так десять, — сказал он. — Мне хватит.

Путта ахнул от неожиданности, а хозяин лавки, расплывшись в улыбке, ловко отсчитал десять рупий, сложил ладони и низко склонил голову.

— Спасибо, — сказал Пранешачария, выходя из лавки.

Едва переступив порог, Путта набросился на Пранешачарию не хуже законной жены: