Самскара

…Решающий миг моей жизни, в котором как бы сошлись все связи с миром, с Наранаппой, с Махабалой, с моей женой, с другими брахминами, даже с законом благочестия, за который я цеплялся, — этот миг настал сам. Я ничего для этого не сделал. Я вышел другим человеком из лесной темноты. Но мой выбор, мое решение не остались только моими-они затронули всю аграхару. И в этом источник общих бед, мучений, трудностей, поступок одного связан с жизнями других. Когда понадобилось решить, можно ли хоронить Наранаппу по обряду, я даже не попытался самостоятельно подумать. Нет, я положился на бога и на священные Книги. Не для этого ли мы завели Книги? Потому что всегда есть связь между решениями, принимаемыми нами, и общиной, в которой живем. Любое действие затрагивает наших праотцов, наших гуру, наших богов, людей вокруг нас. Отсюда и раздвоенность. А было у меня ощущение раздвоенности, пока я с Чандри лежал? Я что, все обдумал, взвесил, проверил и потом сделал выбор? Опять я все запутываю… Тот выбор, тот поступок отлучили меня от привычного мира, от мира брахминов, от жизни жены, от самой моей веры. И вот следствие- меня треплет, как веревочку на ветру Есть ли выход из этого состояния?

— Почтннейший!

— Что?

— Желаете еще кокоса с сахаром?

— Дай немножко.

— В дороге время не идет, а тянется, — засмеялся Путта, подавая накрошенный кокос, — скажете, нет? Ничего, сейчас я вас опять развеселю. Еще вот есть такая загадка: кто играет, кто бежит, кто стоит и глядит? Попробуйте хоть эту отгадать.

Путта снова закурил.

…Первопричина в том, что с Чандри все произошло будто во сне. Вот почему я, как Тришанку, болтаюсь между небом и землей. И выйти из этого состояния я могу только через осознанное, свободное действие, через поступок, на который я самостоятельно решусь. Не сумею — буду как облако, от ветра изменяющее форму. Осознанное действие опять сделает меня человеком. Я буду отвечать за себя А это значит… Что это значит?. Значит, я не должен говорить себе: «Пойду куда глаза глядят». Я сажусь в автобус, еду в Кундапуру, живу с Чандри. Конец метаниям Я стану другим человеком, и сделаю это сознательно.

— Опять заело? — хихикнул Путта.

— Играет рыба, бежит вода, стоит, глядит на все- скала.

— Здорово! — восхитился Путта. — Отгадал! А меня, между прочим, с детства Угадайкой звали. Путта Угадайка! Я загадок этих знаю!.. На всю дорогу хватит, вот посмотрите.

И Путта далеко отбросил окурок.

Гаруда, Лакшман и другие шли целый день по жаре и только к закату добрались до Дурвасапуры. Чем меньше оставалось до аграхары, тем медленней они двигались, но, увидев, что на крышах нет грифов, облегченно прибавили шагу.

— Сбегаю взгляну, как там скотина, — пробормотал Лакшман. — Я вас догоню.

— Сначала обрядом нужно заняться, а домашними делами после, — сурово одернул его Гаруда.

Лакшман не посмел возразить.

Брахмины приблизились к дому Пранешачарии, приготовляя в уме слова соболезнования.

Около дома валялись дохлые крысы.

Из дома никто не откликнулся.

Переступить порог ни один не решился — в собственные дома тоже было страшно войти. Брахмины тихонько пошли обратно. Аграхара выглядела какой-то ненастоящей, оцепенело замершей. Брахмины сгрудились в кучку, не зная, что дальше делать.

— Обряд… — раздался чей-то голос.

Никто не шелохнулся. Каждый представлял себе дом Наранаппы, разложившийся труп.

— Пранешачария у речки, наверно, — нашелся Гаруда. — Подождем его.

— Нет времени, — возразил Лакшман. — Давайте пока приготовимся к похоронам.

— Дрова! — сказал один.

— Придется манговое дерево спилить! — откликнулся другой.

— Гореть плохо будет… — усомнился третий.

— У Наранаппы во дворе наверняка дрова есть, — сообразил Лакшман. — Может, хватит…

— А не хватит, так с твоего двора возьмем, — поддел его Гаруда.

Дров у Наранаппы оказалось маловато.

— Чандри! Чандри! — заголосили брахмины.

Никто не отозвался.

— Да она наверняка удрала в Кундапуру. Погубила всю деревню и смылась, потаскушка!

— Ладно. Делать нечего. Несите каждый по вязанке дров, — распорядился Гаруда. — Каждый. Ясно?

Брахмины один за другим потянулись цепочкой по тропе к месту сожжения с вязанками дров на головах. Все было готово, а Пранешачария так и не возвращался.

— Вынесем тело? — робко спросил один.

— Пускай сначала Пранешачария вернется, — предложил Гаруда.

— Верно, — поддержал Лакшман.

Брахмины старались не смотреть на двери дома Наранаппы.

— Не надо спешить, — решил Гаруда. — Придет Пранешачария и скажет, как и что делать.

— Подождем, — согласились брахмины.

Они развели огонь в большом глиняном кувшине, притащили бамбук и занялись приготовлением носилок. Ждали Пранешачарию.

Часам к трем Пранешачария и Путта вошли в Мелиге и направились к пруду. Лесная тропка вывела их на разбитую проселочную дорогу, и в Мелиге они явились густо покрытые красной пылью. Путта сразу влез в пруд, умылся, вымыл ноги и с удивлением заявил:

— Что ж такое? Говорили-говорили, а я вам так ничего про себя и не рассказал.