Читаем Самурай. Легендарный летчик Императорского военно-морского флота Японии. 1938–1945 полностью

Сделав переворот, я стал резко виражить. Второй «грумман» находился примерно в 700 ярдах позади меня, на его крыльях уже появились желтые языки пламени, вырывающиеся из ведущих огонь пушек. Если я раньше не догадался, то теперь понял. Летчики противника оказались такими же зелеными, как и наши неопытные пилоты… и это могло спасти мне жизнь.

Второй истребитель продолжал приближаться, его трассирующие очереди разлетались во все стороны, не причиняя моему самолету вреда. Давай! Продолжай! Израсходуй все боеприпасы, и тогда у меня окажется на одного противника меньше. Я снова повернул и стал уходить, «хеллкэт» быстро приближался. Когда он находился примерно в 300 ярдах позади меня, я сделал резкий переворот влево. «Грумман» промчался мимо, ведя огонь в пустоту.

Я начал злиться. С какой стати мне удирать от этого новичка? Машинально я развернулся и повис у него на хвосте. С расстояния 50 ярдов я выпустил очередь из пушки.

Промах. Я не сделал поправки на занос, вызванный резким поворотом. Но тут вдруг находившийся передо мной истребитель перестал меня интересовать… на хвосте у меня повис еще один «грумман», методично ведущий огонь. Снова левый переворот, маневр, никогда меня не подводивший. «Хеллкэт» с ревом пронесся мимо, за ним последовали третий и четвертый истребители из этого квартета.

Еще одна четверка самолетов находилась прямо надо мной, готовясь начать пикирование. Иногда лучшей защитой бывает нападение. Я начал вертикальный набор высоты прямо под этой четверкой. Истребители противника заметались, пытаясь найти меня. Времени заставить их рассредоточиться мне не хватило. Три истребителя ринулись на меня справа. Мне едва удалось ускользнуть от их трассирующих очередей, снова сделав переворот влево.

Истребители противника опять образовали широкий круг. Любая моя попытка уйти от них грозила обернуться атакой сразу с нескольких направлений. Я кружил в середине круга, пытаясь найти выход.

Но они вовсе не собирались позволить мне сделать это. Один за другим самолеты стали покидать круг и заходить на меня, открывая огонь по мере приближения.

Не помню, сколько раз истребители атаковали меня и сколько раз я ускользал от них. Я весь взмок, катящийся по лбу пот заливал левый глаз, которым я был способен видеть… Мне не удавалось улучить ни секунды, чтобы стереть пот рукой. Я лишь моргал, пытаясь избавиться от соленых капель.

Я начинал быстро уставать. Как мне вырваться из круга, я не знал. Мне было лишь ясно, что летчики противника отнюдь не столь хороши, как их самолеты. Внутренний голос шептал мне, повторяя одни и те же слова: скорость… не снижай скорости… не жалей двигатель, сожги его, но не снижай скорости!.. продолжай делать перевороты… не останавливайся…

От постоянных рывков влево ручки управления у меня затекла рука. Стоило мне хоть на мгновение снизить скорость при уходе влево, и мне бы пришел конец. Хватит ли мне сил сохранять нужную скорость?

Я должен продолжать! Пока «грумманы» держались в круге, они могли атаковать меня только поодиночке. А от одного самолета, совершающего заход для открытия огня, я мог легко ускользнуть. Трассирующие очереди проходили в опасной близости, но, чтобы сбить меня, им было необходимо точно попасть. Пока же мне удавалось успешно уклоняться от них.

Я продолжал увертываться от истребителей, которые один за другим покидали образованный круг и неслись на меня.

Переворот. Полный газ.

Ручку влево.

Еще один самолет!

Переворот. Линия горизонта и поверхность воды поменялись местами.

Переворот!

Еще один!

Самолет приближается!

Трассирующие очереди. Яркие вспышки.

Снова прошли под крылом.

Ручку влево.

Не снижать скорости!

Переворот влево!

Переворот!

Моя рука! Я больше не чувствую ее!

Стоило летчикам противника изменить тактику при заходе или взять более точный прицел, они бы наверняка сбили меня. Ни один из них не попытался открыть огонь на упреждение. Стоило кому-то из них выпустить очередь в пустое пространство, куда я переворотом направлял свой самолет, их пули непременно попали бы в него.

Но у летчиков есть одна особенность. У них у всех, за исключением тех немногих, которые становятся настоящими асами, очень странная психология. Девяносто девять процентов всех летчиков строго придерживаются прописных истин, которым их обучают в летных школах. Их учат действовать по определенной схеме, и, что бы ни случилось, они придерживаются этой схемы даже в самых тяжелейших боях, где речь идет о жизни и смерти.

И вот теперь в нашем противостоянии все зависело от того, кому хватит терпения: откажет ли у меня рука, и я, делая очередной переворот, допущу промах или иссякающие запасы топлива заставят самолеты противника отступиться. Ведь им предстояло возвращаться на свои авианосцы.

Я посмотрел на спидометр. Почти 350 миль в час. Максимальная скорость для Зеро.

Перейти на страницу:

Все книги серии За линией фронта. Мемуары

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное