Самурай. Легендарный летчик Императорского военно-морского флота Японии. 1938–1945

Шея у меня была замотана шелковым шарфом. Я развязал узел и зажал один конец шарфа под правой ляжкой, чтобы ветер не унес его. Затем достал складной нож и, держа его зубами, открыл лезвие. Шарф развевался на ветру. Правой рукой с зажатым в ней ножом я поднес другой конец шарфа ко рту и, стиснув его зубами, отрезал кусок. Ветер унес его. Я отрезал от шарфа кусок за куском, но ревущий ветер уносил их из кабины. Я не знал, что мне делать. Отчаяние вновь овладело мной. Я бился над решением этой проблемы. Остался всего один кусок шарфа.

Ну конечно! Мне следовало догадаться раньше. Чтобы избавиться от порывов ветра, я наклонился и стал запихивать под шлем кусок шарфа, накладывая его на рану. Но вскоре мне пришлось выпрямиться. В согнутом положении боль становилась нестерпимой.

В конце концов я зажал под коленкой ручку управления и стал удерживать самолет в одном положении. Затем зафиксировал рукоятку газа, заставив работать двигатель на максимальных оборотах. Когда я потянул ногой ручку на себя, самолет стал уверенно набирать высоту. Теперь пусть и с трудом, но я мог управлять самолетом.

На высоте 1500 футов я сбросил газ и вернул самолет в горизонтальное положение. Затем сбросил с кресла подушку сиденья, чтобы находиться как можно ниже и тем самым избавиться от порывов ветра. Удерживая ногой ручку управления, я соскользнул с кресла и, встав на колени, попытался загородиться подушкой сиденья от ветра. Медленно мне удалось просунуть кусок шарфа под шлем и наложить его на рану. Я понятия не имел, сколько это заняло времени, казалось, прошла целая вечность. Рассмотреть происходящее снаружи я не мог, внезапно самолет, попав в восходящий воздушный поток, резко дернулся и лег на крыло. Если истребитель потеряет управление, то я погиб. Я не мог дотянуться до педали руля высоты.

Все-таки я добился своего. Кусок шарфа оказался под шлемом и плотно зажал рану. Я вскарабкался на кресло и вернул самолет в горизонтальное положение. Моей голове сразу стало лучше. Кровотечение прекратилось.

После напряженных попыток заткнуть рану я почувствовал огромное облегчение. Вскоре мной овладело нестерпимое желание уснуть. Я изо всех сил старался сбросить с себя сон, но это мне не удавалось. Несколько раз я впадал в забытье, уронив подбородок на грудь. Я тряс головой в надежде, что боль прогонит сонливость. Но через каждые тридцать секунд, обмякнув, я повисал на удерживающих меня ремнях.

Несколько раз я приходил в себя и обнаруживал, что самолет летит в перевернутом положении, но не мог пошевелить рукой, чтобы взяться за рычаги управления. Очнувшись в очередной раз, я услышал встревоживший меня «кашель» двигателя. Это на какое-то время привело меня в чувство, и я, взявшись за рычаги управления, выровнял самолет.

Снова полузабытье. Я тряс головой. Все медленнее и медленнее. Чарующие, теплые объятия сна. Полный покой. «Просыпайся! Просыпайся! – тормошил я себя. – Просыпайся!»

Я пришел в себя, когда самолет резко занесло вправо. Крылья раскачивались из стороны в сторону. Мне больше нельзя засыпать!

Как? Как мне сбросить с себя сон, не забываться больше в этом восхитительном обмороке. Мне было так хорошо, так тепло и спокойно.

Истребитель резко дернулся. Я снова летел вверх брюхом. «Не спать!» – заорал я себе. Меня страшно злила моя неспособность справиться со сном. Отдернув руку от ручки управления, я изо всех сил ударил себя по щеке. Раз, другой, третий. Я надеялся, что боль приведет меня в чувство.

Но бесконечно это продолжаться не могло. Вскоре я ощутил во рту солоноватый привкус. Кровь сочилась из разбитых губ и текла по подбородку. Щека, раздувшись, вспухла еще сильнее. Было такое чувство, словно мне в рот засунули резиновый мяч. Но ничего другого мне не оставалось: я был вынужден бить себя, чтобы не уснуть. Мне подумалось вдруг, что, возможно, еда поможет побороть сон. Я вытащил коробку с едой и набил рот кусками бутерброда с рыбой. Мне по-прежнему хотелось спать. Я откусил еще несколько кусков, тщательно разжевал и проглотил.

Через секунду мне стало совсем худо. Резкие приступы рвоты заставили меня забыть об управлении самолетом. Я сходил с ума от страшной боли в голове. Но даже эти новые мучения не прогнали сон. Снова и снова я бил себя кулаком по щеке, вскоре переставшей чувствовать что-либо. В отчаянии я врезал себе кулаком по макушке, но и это не помогло. Меня клонило в сон. Хотелось заснуть, забыться и больше ни о чем не думать.

Зеро болтало из стороны в сторону. Как я ни старался, мне не удавалось сохранять ровное положение крыльев. Мне казалось, что я держу ручку управления в одном положении, но я не замечал, как рука откланялась то влево, то вправо, после чего самолет начинало резко заносить.

Я был готов все бросить. Я понимал, что долго так продолжаться не может. Но я поклялся, что не погибну, как трус, просто направив самолет в океан, положив конец своим мучениям. Если мне суждено умереть, то я должен уйти, как самурай. Умирая, забрать с собой несколько врагов.