Самурай. Легендарный летчик Императорского военно-морского флота Японии. 1938–1945

Вскоре послышался ворчливый шепот дяди:

– Неужели это и правда ты, Сабуро?

Я едва расслышал его.

– Это ты, Сабуро, а не твой призрак? – Он пристально всматривался в мои черты, опасаясь, что я растворюсь в воздухе.

– Нет. Я не призрак, – ответил я. – Я настоящий. И я вернулся домой.

Мне показалось, что я обрел новую жизнь. Сражения, смерть, раны, виражи уходящего от противника истребителя, лежание в грязи под бомбами… все это вдруг стало казаться чем-то далеким, несуществующим миром теней.

Оказаться снова в этом доме! Поговорить с дядей и тетей, снова увидеть Хацуо и Митио, расслабиться! Знать, что ночью не будет ни бомбежки, ни «Летающих крепостей», ни рева истребителей, ни взрывов, ни свиста осколков и трассирующих пуль… Прошло много времени, прежде чем мне удалось расслабиться в тот вечер. Время от времени я изумленно покачивал головой, не веря, что все это происходит на самом деле. Нам было о чем поговорить! Прошло почти три года с тех пор, как я ночевал в этом доме.

Та школьница, какой мне запомнилась Хацуо, исчезла. Я смотрел на нее, пытаясь узнать в этой молодой красивой женщине свою двоюродную сестру. Даже Митио, непослушный мальчуган, превратился в рослого юношу. Я не сводил глаз с Хацуо, стараясь мысленно наверстать все так странно и быстро пролетевшие годы.

Я остался ночевать у них. Впервые за многие годы я смог спокойно выспаться. Даже раны, не дававшие мне в последнюю неделю уснуть, не беспокоили меня.

На следующее утро я поездом уехал в Йокосуку. Дневная жизнь обитателей города потрясла меня еще сильнее, чем увиденное накануне вечером. Пассажиры поезда, в особенности молодые девушки и женщины, практически не замечали меня. Увидев меня, они с гримасой отворачивались в другую сторону. Их нарочитое нежелание смотреть на окровавленные повязки приводило меня в бешенство. Я перестал быть знаменитым асом, которого капитан Сайто просил вернуться назад. Окровавленный и грязный, я представлял собой – что там греха таить – неприглядное зрелище для своих соотечественников. Это вызывало у меня отвращение.

В госпитале в Йокосуке меня сразу направили в кабинет главного хирурга. Я удивился, поскольку было воскресенье. Лишь в чрезвычайных случаях главный хирург мог находиться на дежурстве по выходным. Еще больше меня удивило, что он обратился ко мне по имени.

Мое удивление вызвало у него улыбку.

– Я попросил уведомить меня, как только вы появитесь, – пояснил он. – Я только что пришел. Видите ли, я получил письмо от вашего командира капитана Сайто, в котором он просил сделать все возможное для вас. – Он пристально посмотрел на меня. – Капитан Сайто изложил в деталях ваши подвиги на Тихом океане. Следует понимать, что вы один из самых выдающихся наших асов?

Я кивнул.

– Тогда мне понятно, почему капитан Сайто так беспокоится за вас. Пошли, – он взял меня за руку, – прямо сразу и займемся вами.

Через несколько минут я уже находился в операционной. Врач обработал загноившуюся рану на голове. Он делал свое дело быстро и уверенно, не обращая внимания на мои стоны. Очистив рану и наложив четырнадцать новых швов, он лично отвел меня в глазное отделение.

– Мы вызвали для вас лучшего во всей Японии специалиста, – пояснил он. – Доктора Сакано, имевшего частную практику, призвали во флот, теперь у него звание старшего лейтенанта. Лучшего врача не найти во всей стране. Получив письмо от капитана Сайто, мы сразу уведомили доктора Сакано.

Итак, приближался решающий момент. Вскоре я узнаю окончательное решение: вернется ли ко мне зрение и смогу ли я снова летать. Я старался не думать о своих глазах, сейчас от этого не было никакого толку.

Врач осмотрел меня. Закончив осмотр, он встал, лицо у него стало серьезным. Он медленно произнес:

– Нельзя терять ни минуты. Нужно оперировать глаз прямо сейчас. Слушайте меня внимательно: сохранится ли ваше зрение, будет зависеть от того, что мне удастся сделать в ближайший час. – Помолчав, он произнес: – Сакаи, я не могу использовать обезболивающие средства. Если вы хотите видеть и сохранить хотя бы один глаз, вам придется терпеть боль, находясь в сознании.

Я оцепенел. Не в силах произнести ни слова, я молча кивнул.

Меня уложили на высокую кровать. Несколько санитаров привязали меня. Я не мог пошевелить ни руками, ни ногами. На лоб наложили ремень, удерживающий мою голову в одном положении, вдобавок медицинская сестра сжала мне виски, чтобы я не дергал головой. Врач попросил меня смотреть на висящую под потолком красную лампу.

– Смотрите на нее, Сакаи, – предостерег он меня. – Смотрите. Не отрывайте взгляда от света. Вам нельзя моргать, нельзя даже отводить глаза в сторону. Слушайте меня внимательно! Вы можете на всю жизнь остаться слепым, если не станете делать то, что я вам говорю!

Меня охватил ужас. Больше того, такой боли мне еще не приходилось терпеть. Я всегда считал, что могу вынести сильную боль. Кодекс самурая научил меня терпению и стойкости в самых тяжелых условиях.