Самурай

Работа им теперь предстояла грязная, тонкая, нудная и малоаппетитная. Это не из пулемета по живым людям палить. Особых навыков владения ножом ни Максим, ни Вика не имели, вернее, не имели в том смысле, что им до сих пор не доводилось упражняться в свежевании и скальпировании, так как все это являлось чересчур тонким искусством, а от них по службе требовалось что попроще — умело нанести удар, незаметно дернуть рукой и перерезать сонную артерию, или одним взмахом снести голову с плеч обычным кухонным ножом. Они поймали себя на том, что смотрят в глаза друг друга с тайной надеждой — кто-то напротив возьмет на себя гадкий, но необходимый труд, от которого, тем более, зависела чья-то жизнь.

Из членов Общества они знали только троих, включая и себя, работали так же исключительно тройкой, и до сего времени считали, что только они являются его действительными членами, поэтому никак не ожидали услышать от кого-то еще свои имена, что, в общем-то, свидетельствовало о принадлежности толстяка с прорехами к их компании. Максим ни в чем не считал себя обязанным Вике, но так как нож уже находился у него в руках, а девушка имела только пистолетом и искать другое режущее оружие, копаясь в останках, не хотелось, да и не было времени, то пришлось отстранить Вику от тела и самому приступить к первой части операции — срезанию с толстяка костюма, рубашки и нательного белья.

Вика не возражала и принялась в полной задумчивости бродить по мелководью, вынимая и загоняя обойму в пистолет. В гулкой тишине издаваемый лязг звучал особенно громко и гулко, отражаясь от железных стен и порождая мелкие волны по воде, не очень способствуя сосредоточенности и точности надрезов, но Максим не делал Вике замечания, поглощенный решением сложнейших топологических задачек. На костюме он сразу же и запнулся — тот оказался настолько обширен, необъятен, отягощен всяческими складками, кармашками, дырками, прорехами, непонятно для чего предназначенными швами в самых неожиданных местах, и имел столько слоев материи, розового подклада, сеточки, корсета, что нож порой запутывался в этом бедламе, хотя обычно резал все споро и без нареканий, но здесь, снимая слой за слоем, он почему-то оказывался в подобных местах, как будто в процессе препарирования стальное лезвие изгибалось, словно резиновое, извивалось змеей, делая все возможное для того, чтобы или продлить свое собственное удовольствие от распаковки тела, или боясь поранить его, для чего и отклонялось от наиболее опасных направлений. Максим намокал со всех сторон — мокрота с задницы поднималась все выше и выше, доходя, как он чувствовал, уже до пояса, а обильный пот дождем падал со лба, висков и щек на грудь, так что расширяющийся черный воротник грозил соединиться с такими же пятнами, расползающимися из подмышек.

Распоров костюм на столь мелкие клочки, что они усеяли окружавшую их воду, как опавшая ивовая листва, и теперь было просто невозможно представить, что они когда-то представляли собой единое целое, Максим добрался до рубашки в полосочку, инкрустированную множеством пластмассовых желтых и красных сердечек с разнообразными женскими именами, которые, вероятнее всего, входили с ней в единый комплект, ибо невозможно было представить столь активную сексуальную жизнь столь, мягко говоря, обширного человека, если только, конечно, он попросту не давил своих возлюбленных, как тараканов, и эти талисманы свидетельствовали не об амурных побед, а являлись нечто вроде насечек на прикладах охотничьих ружей.

Пуговиц на рубашке не обнаружилось, добавляя загадочности к облику толстяка — как, спрашивается, он ее одевал и стирал, что являлось отнюдь не праздным Максимовым интересом, ведь он сам был не прочь приобрести такую оптимальную нательную конструкцию, избавляясь от соблазна поменять изношенное на более свежее, или вышедшее из моды на более современное, и если со стиркой толстяком своей рубахи еще можно было что-нибудь предположить, например, он забирался в рубашке в ванну и натирал ее хозяйственным мылом под холодной водой, заодно обмывая и тело, то с втискиванием колоссального живота в подобный предмет с таким узким горлом, в котором с трудом помещалась даже шея, могли возникнуть трудности, и здесь явно использовались возможности нуль-транспортировки и прочего изменения геометрии окружающего пространства.

С некоторой жалостью Максим расправился и с рубашкой, отправив сотни сердец в одинокое плавание, всех этих Валей, Наташ, Лен, Тань, Марин, Оксан, Олесь и прочих Тамар, которые то ли живы, то ли никогда в природе не существовали. Вика ради интереса поискала среди них свое имя, перебирая пестрые клочки, но сердец оказалось так много, что она с сожалением бросила это занятие, припрятав лишь на память наиболее ей понравившееся имя, которое однако для Максима осталось тайной.