Самвэл

— Я не Нушик, чтобы меня подсаживали! Я хочу сам. Нушик ласкательно звали его маленькую сестру Мигрануш. Замечание брата, видимо, обидело маленькую Нушик; она птичкой взлетела на тахту, оседлала одну из подушек и, болтая ножками, воскликнула:

— Видишь, я тоже сама умею!

Мать еще раз обняла и поцеловала обоих, потом позвала нянек и велела погулять с детьми в саду. Она хотела остаться одна.

Несчастная жена и несчастная судьба! Дети радовались, что приезжает отец, но она радоваться не могла. Она любила своего мужа и всегда находила утешение в этом своем чувстве. А теперь? Как любить отступника, как любить злодея? Эта мысль доводила молодую женщину до безумия, ибо ум и сердце ее были не в ладу.

Удалив детей, молодая княгиня уже не могла более сдерживать свою глубокую душевную тревогу. Внутренняя борьба, жестокое противоборство чувств повергли ее в жгучее лихорадочное возбуждение. Еще час... два... и городской глашатай возвестит горестную весть, и все решится...

Положение, в котором она находилась, напоминало последние минуты смертника: он ждет — вот сейчас откроются двери, войдут палачи и поведут его к виселице... Именно так должна она относиться к появлению человека, от которого отвернулся весь мир. И он будет обнимать ее руками, обагренными невинной кровью родных им людей! Есть ли в Армении женщина несчастнее ее? Но она любила... любила его.

Она прижала руку к груди, как бы удерживая бурно бьющееся сердце, стараясь хоть немного унять волнение. Слезы градом катились из очей несчастной страдалицы, но не могли угасить пламени, сжигавшего ее душу.

Эти безмолвные мучения длились долго.

Вдруг она вскочила, словно безумная, и оглядела комнату помутившимися глазами, будто искала чего-то остановившимся взглядом. Сделала несколько шагов к дверям. Сразу же остановилась. Снова, побуждаемая какою-то невидимою силой, подошла к дверям и дрожащей рукою заперла их. Она бродила по комнате из угла в угол, словно лунатик. Подошла к окнам, опустила шторы. Снова подошла к дверям, проверила, заперты ли они. Теперь ее лицо выражало умиротворенность: она нашла способ избавиться от всех треволнений. Начала искать что-то в нишах, перерыла все полки, на которых хранились вещи, но не могла найти то, что было нужно. На глаза ей попался красивый ларчик, в котором хранились принадлежности для рукоделия. Она обрадовалась, как человек, неожиданно нашедший сокровище, кинулась к ларчику, открыла, вытащила маленькие ножницы и некоторое время с восторгом смотрела на эту блестящую вещицу: это было то, что нужно, это успокоит ее, решит все вопросы, которые так и остались нерешенными в ее сердце, все непримиримые противоречия ее чувств.

Она поднесла ножницы острием к бурно вздымавшейся груди. Но они были коротки, — пожалуй, не достанут до сердца... Тогда она раскрыла ножницы и поднесла к горлу.

Но тут словно ангел спасения остановил ее руку. Молодая княгиня отшвырнула ножницы. «Нет! — воскликнула она. — Он не стоит, чтобы я умерла из-за него. Он изменил родине, это верно... Но он изменил и мне!»

Что за сила произвела в ней столь неожиданный переворот? Сила, которая более всех страстей повелевает чувствами женщины — ревность.

«Я хорошо его знаю! — продолжала она горько. — Он не столь низок, чтобы отречься от своей веры, не столь жесток, чтобы растоптать судьбу своей родины, и не столь честолюбив, чтобы потерять голову из-за обещанного персами престола! Но он пошел на все и стал презренным орудием в руках Шапуха, только бы получить его сестру... Мне говорили, что он влюблен в сестру Шапуха, а я не верила... Да, я не верила, что он изменит матери своих детей и будет до того низок, что возьмет в дом Арцруни вторую жену... А что будет со мною? Я должна прислуживать персидской царевне, чистить ей обувь... Прекрасная Ормиздухт станет не только княгиней Васпура-кана, но и царицей всей Армении. А я?.. Нет, нет, он не стоит, чтобы я умерла из-за него... А он для меня — умер...»

Она закрыла лицо руками, и слезы снова потоком хлынули по ее щекам. «Ах, Меружан... Меружан...» — стенала она, заливаясь горькими рыданиями.

В дверь уже несколько раз стучали. Наконец, молодая княгиня услышала, встала, отерла слезы и открыла двери. Вошла одна из ее прислужниц.

— Все готовятся, госпожа, — сказала она. — Прикажешь одеть тебя?

— Принеси черное платье.

— Отчего же черное, госпожа?

— Сегодня день скорби! — с горечью ответила молодая княгиня.

Было четыре часа пополудни.

Небольшой конный отряд несся в облаке пыли по дороге от Аревбаноса на Адамакерт. Чем ближе к городу, тем сильнее гнали они лошадей. Их было совсем немного. Один ехал впереди всех и вез перед отрядом багряный стяг, за ним следовал всадник на белом коне, который казался главою отряда, позади ехало еще девять всадников — всего одиннадцать человек.

Это был Меружан Арцруни; он ехал в Адамакерт, стольный город своих предков, столицу княжества.