Его солдаты, которые и без того не отличались послушанием, шли в поход неохотно, открыто выражая свое недовольство. Тем временем в Риме народные вожаки выступали с шумными нареканиями и обвинениями против Лукулла: он-де бросается из одной войны в другую — хотя государство не имеет в том никакой надобности, — лишь бы оставаться главнокомандующим и по-прежнему извлекать выгоду из опасностей, в которые он ввергает отечество. Со временем эти наветы достигли своей цели».
Ситуация парадоксальная — чем больше Лукулл одерживал побед, тем больше его ненавидели те, кто по здравому размышлению должен был рукоплескать. Кольцо неприязни упорно сжималось вокруг удачливого полководца, что не помешало ему стремительным маршем направиться к границам Армении. Он шел, «ничем не обижая местных жителей», и те радушно принимали римское войско и оказывали ему поддержку. Как обычно, недовольны были его собственные легионеры — им не выпадал случай ограбить какой-нибудь город. Наконец они начали просить Лукулла захватить ближайшую крепость, в которой, по слухам, находились большие сокровища. Но Лукулл не разменивался на мелочи.
— Возьмите лучше вон ту крепость, — указал он на далекие горы Тавра, — а это все и так достанется победителям!
«Первому вестнику, который сообщил Тиграну о приближении Лукулла, вместо награды отрубили голову, — рассказывает Плутарх о степени возмущения армянского царя. — Больше никто об этом не заговаривал, и Тигран продолжал пребывать в спокойном неведении, когда пламя войны уже подступало к нему со всех сторон».
Несмотря на страх, армянам пришлось открыть глаза царю на происходящее, иначе Лукулл через немного времени постучался бы в двери его дворца. Трудную миссию взял на себя военачальник Митробарзан. «И он тоже получил за свою откровенность плохую награду — во главе трех тысяч конницы и великого множества пехоты он был немедленно выслан против Лукулла с наказом самого полководца взять живым, а остальных растоптать».
Войско Митробарзана Лукулл разгромил в первом же бою: погиб и сам военачальник, а его солдаты, «за исключением немногих, были перебиты при бегстве».
«Для посольства их много, а для войска мало»
Между тем Лукулл приблизился к любимому городу армянского царя — Тигранокерту.
Он был построен Тиграном совсем недавно — в 77 г. до н. э., но успел приобрести статус одной из трех столиц Армении. Тигранокерт, по словам Плутарха, «изобиловал сокровищами и дорогими приношениями богам, ибо частные лица и правители наперебой расширяли и украшали город, желая угодить царю». Богатство имело достойную защиту — город окружали стены высотой в 50 локтей (30,8 метра), настолько широкие, что в их толще располагались конюшни.
И вот Лукулл, всегда избегавший городских осад, окружил войском эту неприступную твердыню. Зачем это ему понадобилось? Он изменил своим принципам в расчете на то, что Тигран бросится спасать свое детище и соответственно врага не придется искать по незнакомой, удобной для засад, гористой местности.
Впрочем, у Лукулла имелись неплохие шансы овладеть городом. Дело в том, Митридат заселил Тигранокерт греками, сирийцами и прочими народами, а их родные города приказал уничтожить. Так как переселение было насильственным, Лукулл имел внутри стен мощную «пятую колонну».
Взять город Лукулл не успел, но первая цель была достигнута. Тигран появился с огромнейшим войском: «лучников и пращников у него было двадцать тысяч, всадников — пятьдесят пять тысяч, из которых семнадцать тысяч были закованы в броню, тяжелой пехоты полтораста тысяч. Работников, которые были заняты прокладыванием дорог, наведением мостов, очисткой рек, рубкой леса и другими работами, было тридцать пять тысяч, они были выстроены позади бойцов и придавали войску еще более внушительный вид, вместе с тем увеличивая его мощь» (Плутарх).
Лукулл оказался перед нелегким выбором: с одной стороны, нужно сражаться с войском Тиграна; с другой стороны, если снять осаду Тигранокерта, то существовала угроза получить от его гарнизона удар в спину. И Лукулл, принял решение разделить свою и без того небольшую армию на две части. «Мурену с шестью тысячами пехотинцев он оставил продолжать осаду, а сам взял двадцать четыре когорты, которые составляли не более десяти тысяч тяжеловооруженной пехоты, а также всю конницу и около тысячи пращников и стрелков из лука и двинулся с ними на врага, — сообщает Плутарх. — Когда он остановился лагерем у реки, в широкой долине, его войско показалось Тиграну совсем ничтожным. Это доставило льстецам царя повод для острот: одни изощрялись в насмешках, другие, потехи ради, метали жребий о будущей добыче, и не было полководца или царька, который не обратился бы к Тиграну с просьбой поручить все дело ему одному, а самому сидеть в качестве зрителя. Самому Тиграну тоже захотелось показать себя изящным остроумцем, и он сказал свои всем известные слова: „Для посольства их много, а для войска мало“. Так, в шутках и забавах, прошел этот день».