Бой начала конница Лукулла. Она бесстрашно напала на закованных в броню всадников Тиграна. Задача была ей поставлена «привлекать внимание неприятеля на себя и без сопротивления отступать, чтобы ряды варваров при преследовании расстроились» (Аппиан). Все произошло так, как и планировалось: армяне увлеклись преследованием, растянулись на большом пространстве, смешались с вьючным скотом — и большое войско превратилось в большую толпу.
Теперь Лукулл повел на врага основные силы — повел сам, пеший и впереди всего войска. Перед этим он велел легионерам сблизиться с противником как можно скорее, чтобы вражеские лучники не успели применить свое смертоносное оружие. Лукулл дал подробные инструкции и как бороться с броненосной конницей. Главным оружием неповоротливых всадников были длинные копья — военачальник приказал рубить их мечами. Затем наказал не пускать в них дротиков, «но подходить к врагу вплотную и разить мечом в бедра и голени — единственные части тела, которые не закрывала броня».
Тактика Лукулла привела к тому, что тяжелые всадники — гордость и надежда Тиграна — «с воплями обратились в постыднейшее бегство, врезавшись со своими отягощенными броней конями в строй своей же пехоты, прежде чем та успела принять какое-либо участие в сражении. Так без пролития крови было наголову разбито столь огромное войско. Тиграновы воины бежали, или, вернее, пытались бежать, — из-за густоты и глубины своих рядов они сами же себе не давали дороги, — и началась страшная резня» (Плутарх).
Римляне убивали врагов долго и беспощадно. Лукулл учел даже некоторые привычки своих легионеров и позаботился о том, чтобы разгром был полным. По словам Аппиана, Лукулл «с большими угрозами» запретил солдатам до личного распоряжения поднимать трофеи, «так что на расстоянии сто двадцать стадий они, проходя без внимания мимо браслетов и ожерелий, только убивали, пока не настала ночь. Только тогда они повернули назад и стали обирать убитых: теперь Лукулл им разрешил это».
Плутарх передает отношение других античных авторов к этой победе: «Философ Антиох в сочинении „О богах“, говоря об этой битве, утверждает, что солнце еще не видело ей подобной, а другой философ, Страбон, в „Исторических записках“ рассказывает, что сами римляне чувствовали себя пристыженными и смеялись над собою, оттого что подняли оружие против такого сброда. По словам Ливия, римляне никогда не вступали в бой с врагом, настолько превосходящим их численностью: в самом деле, победители вряд ли составляли и двадцатую часть побежденных.
Что касается самых способных и опытных в военном деле римских полководцев, то они больше всего хвалили Лукулла за то, что он одолел двоих самых прославленных и могущественных царей двумя противоположными средствами — стремительностью и неторопливостью: если Митридата, находившегося в то время в расцвете своего могущества, он вконец измотал, затягивая войну, то Тиграна сокрушил молниеносным ударом».
Кстати, Митридат не успел соединиться с Тиграном; он не спешил, полагая, что Лукулл будет верен своей тактике уклонения от битвы. Понтийский царь только приближался к месту соединения войск, а навстречу ему уже спешили израненные безоружные армяне.
Лукулл не повторял даже самого себя.
Неповиновение армии
После блестящей победы Лукуллу не пришлось брать неприступный Тигранокерт. Греческое население подняло мятеж, захватило часть городской стены и впустило римлян.
Забрав царскую сокровищницу, Лукулл отдал Тигранокерт на разграбление солдатам. Легионерам досталась немалая добыча: по свидетельству Плутарха, они нашли в городе «наряду с прочим добром, на восемь тысяч талантов одной монеты; кроме того, Лукулл роздал по восемьсот драхм на каждого солдата».
Затем Лукулл перебрался в Гордиену, которая без малейшего сопротивления признала его власть. Во дворце местного царя римский военачальник нашел «великое множество золота и серебра и три миллиона медимнов зерна, так что и солдатам было чем поживиться, и Лукулл заслужил всеобщее восхищение тем, что вел войну на средства, приносимые ею самой, не беря ни драхмы из государственной казны».
Лукулла после таких побед поразила та же напасть, которая завела Александра Македонского в Индию. Обласканный фортуной, римлянин уже не мог остановиться; двух разбитых царей показалось мало, и он наметил новую жертву. Рядом находилась Парфия: в свое время Лукулл предлагал ее царю заключить союз, но подобное предложение парфянский царь получил и от Тиграна. Хитрый парфянин тайно заключил союз с обоими и «не спешил прийти на помощь ни тому, ни другому».