Самые голубые глаза

Мы тогда только-только поступили в начальную школу. Она сказала, что хочет голубые глаза. Я огляделась, пытаясь представить себе, как она с этими глазами будет смотреться, и воображенный мною образ показался мне настолько отвратительным, что я подумала: не дай бог ее мечта исполнится! Но голос ее звучал так печально, и она так явно взывала к сочувствию, что я притворилась, будто действительно очень ей сочувствую, но она, видно, почувствовала ложь и заявила, что вовсе я ее не поддерживаю, а, наоборот, завидую и «жутко на нее злюсь». До этого я уже успела увидеть немало разных девиц, хорошеньких, очаровательных, милых, некрасивых и даже безобразных, и наверняка пользовалась словами «красивая» и «красота», но сама никогда еще не испытывала их шокирующего воздействия, по силе равного пониманию того, что никто больше в тебе никакой красоты не признает, — и прежде всего тот (или та), кто красотой действительно обладает. И дело было не в том, чье лицо я в тот момент рассматривала, а еще и в безмолвии утренних улиц, в солнечном свете, в самой атмосфере этого странного признания. Во всяком случае, именно тогда я впервые поняла, что такое красота. Вообразила ее себе. Догадалась, что красотой можно не просто обладать; ее можно еще и создать. Роман «Самые голубые глаза» стал моей первой попыткой сказать об этом, а также о том, почему у моей героини так и не было — и, возможно, никогда уже не будет — ни понимания того, что и она обладает определенной красотой, ни опыта подачи собственной красоты. Ведь она именно потому молила Бога о столь радикальной перемене своей внешности, ибо имплицитно в этом ее желании было заложено расовое отвращение к себе самой. А я даже двадцать лет спустя все продолжала размышлять, где и как человек этому отвращению научается. Кто ей сказал, что она урод? Кто внушил ей, что лучше быть фриком, чем обычной чернокожей девчонкой? Кто, глянув на нее, заметил в ней столь сильное желание изменить свою внешность и столь слабую самооценку по шкале красоты? Мне очень хотелось, чтобы мой роман просто «глаза выклевал» тем, кто внушил ей эти нелепые мысли, кто «приговорил» ее к некрасивости. Разумеется, меня подхлестнула и весьма популярная в шестидесятые годы теория возрождения расовой красоты, и я стала задумываться, не пора ли и мне высказать свою точку зрения?