Самые громкие выстрелы в истории и знаменитые террористы

«Известный большевик, он проехал в свое время через Германию в запломбированном вагоне вместе с Лениным, и роль его в убийстве Царской Семьи и последующем уничтожении тел убитых была известна».

Коверда прочитал в газете, что советский посол уезжает в Москву, и решил подстеречь его на вокзале. Три дня подряд он напрасно приходил к отходу московского поезда. 7 июня он пришел в последний раз. И вдруг увидел Войкова в котелке и зеленом пальто. На самом деле полпред никуда не уезжал. Он пришел повидаться с проезжавшим через Варшаву коллегой — полпредом в Лондоне Аркадием Розенгольцем. Они пошли пить кофе в привокзальный ресторан.

«Я пошел навстречу Войкову, — рассказал Коверда, — вынул из кармана пистолет и начал стрелять. Войков резко бросился назад, а я пробежал несколько шагов за ним, стреляя ему вслед, пока не выпустил все находящиеся в пистолете шесть пуль… Подбежали полицейские. Меня схватили, а Войков опустился на перрон…

В суде Коверда сказал:

— Признаю, что убил Войкова, но виновным себя не признаю. Я убил Войкова за все то, что большевики совершили в России.

Его адвокат говорил о том же:

— Будьте хоть раз справедливы, скажите, являются ли эти две смерти действительно такими ужасными по сравнению с жертвами Че-ка…

Бориса Коверду приговорили к пожизненному заключению, заменили десятью годами. В 1937-м он вышел на свободу и дожил почти до восьмидесяти лет.

Бывший есаул Яковлев, который дал ему оружие, в 1939 году принимал участие в обороне Варшавы от немцев. Он был отправлен в Освенцим, где и погиб. Его духовный наставник Арсений Павлюкевич участвовал в движении Сопротивления в Варшаве, был арестован немцами и казнен. Аркадия Розенгольца, на глазах которого застрелили Войкова, в Москве сделали наркомом внешней торговли и членом ЦК, а потом Сталин велел его уничтожить.

История третья. Убийство президента Франции

6 мая 1932 года в Париже президент Франции Поль Думер приехал в особняк Ротшильда, чтобы участвовать в благотворительной продаже книг писателей, участников первой мировой. К президенту прорвался человек высокого роста в теплом пальто и выхватил пистолет. Он всадил пять пуль в президента прежде, чем полицейские его разоружили.

Пули попали президенту в голову, шестидесятисемилетний Поль Думер был смертельно ранен. Он умер 8 мая, не понимая, за что его убили. Президентом он стал всего год назад. Четверо его сыновей погибли на фронте в первую мировую.

Убийцей оказался Павел Горгулов, казак станицы Лабинской на Кубани. Он называл себя главой русской национал-фашистской партии зеленых. Он хотел устроить новую мировую войну, которая поможет свергнуть большевиков. Горгулов был антисемитом, считал, что Франция, как и Англия, является оружием в руках жидомасонов и представляет опасность для Европы. Поэтому французского президента надо убить.

Эмигрант Лев Дмитриевич Любимов, сын сенатора, описывал убийцу президента:

«Изуродованное русское лицо, русский выговор. А в глазах, едва видных из-под кровоточащих отеков, — мелькающая быстрыми вспышками глупая, безумная, жуткая гордость. Выше ростом державших его полицейских, он стоял передо мной, словно какое-то чудовище, грозно и неумолимо наседающее на всех нас, слушающих его в оцепенении».

В 1921 году Павел Горгулов оказался в Чехии. Первый президент страны Томаш Масарик был русофилом, он приютил многих эмигрантов, дал им возможность получить образование. Горгулов поступил в Русский институт, получил диплом гинеколога. За подпольные аборты лишился права заниматься медицинской практикой.

В эмиграции он несколько раз женился. В последней раз на швейцарке, которая истратила все свои деньги на издание его книг — он сочинял романы и поэмы под псевдонимом Павел Бред. Многие просто сочли его сумасшедшим.

25 июня 1932 года начался суд.

«Преступление было совершено исступленным, отчаявшимся эмигрантом, находившимся на грани безумия, — рассказывал писатель Илья Григорьевич Эренбург, присутствовавший на процессе в качестве корреспондента «Известий». — Три дня я глядел на Горгулова, слушал его страстные и нелепые выкрики. Передо мною был человек, которого мог бы выдумать в часы бессоницы Достоевский.

Горгулов был высокого роста, крепок; когда он выкрикивал путаные, сбивчивые проклятия на малопонятном французском языке, присяжные, по виду нотариусы, лавочники, рантье, испуганно ежились…

Он кончил в Праге медицинский факультет и работал по своей специальности в небольшом городке Моравии. Это было удачей — сколько русских эмигрантов стали чернорабочими или попросту нищенствовали. Но Горгулов был человеком, неспособным приладиться к скромному существованию в чужой стране. Повсюду ему виделись подвохи, унижения. Он считал, что чешские коллеги его затирают, начал пить, буянить, внес в быт чинного города разгул русского кабака.