Самые обычные животные

Дома нет, а привязанности есть. Несмотря на то, что главные пищеблоки ворон — городские свалки вместе с ростом Москвы переместились на десятки километров, птицы все же летят ночевать в центр, например на площадь Ногина. Здесь они дрожали от холода еще во времена царя Алексея Михайловича. Со здания Исторического музея и из Александровского сада, примыкающих к Кремлю, вороны исчезли. Может, отсюда их выселил грохот праздничных салютов? С точки зрения ворон и галок, кое-какие многоэтажные здания на окраинах тоже подходят для ночлега, но все-таки они искренне привязаны к старым паркам и кладбищам, к домам с так называемыми архитектурными излишествами.

Конечно, вороны могут прожить без архитектурных излишеств и лязга трамваев: несколько птиц зимовали в тихом месте возле избушки лесника на реке Чуне (Кольский полуостров). Теперь кое-где и в Заполярье есть чем закусить; сотни каркающих особ зимуют под Мурманском рядом со зверосовхозом. А вот английские вороны сплошь консервативны: кольцевание показало, что они не перемещаются далее 115 км. Да в этом и нет нужды — настоящей зимы в Англии днем с огнем не сыщешь.

К зиме теплоизолирующие свойства вороньего оперения улучшаются, но, чтобы не промерзнуть, птице приходится повышать уровень обмена веществ — попросту говоря, есть побольше. Это подтвердили эксперименты: у птицы, весящей 540 граммов (вороны весят от 460 до 690 граммов), летом стандартный метаболизм был 68,5 ккал, а зимой — 79 ккал в сутки.

Всемерно заботясь о хлебе насущном, вороны и зимой находят время для развлечений, когда над склонами южной экспозиции поднимаются вихри воздуха. Эти восходящие кольцевые вихри они обнаруживают в ветер и штиль, в мороз и при слабом снегопаде. Словно танцуя с распростертыми крыльями, вороны на одном или двух витках набирают, но 60—80 метров высоты, однако, не позволяя унести себя в облако. Птицы катаются на воздушном потоке, пока он не иссякнет или пока стаю не разгонит приближающийся самолет.

Перед сном вороны тоже любят баловаться в воздухе. Накувыркавшись и накаркавшись, стая тихо, почти незаметно, занимает свою всегдашнюю ночную позицию. Причем место ночлега сперва обследуют высланные вперед разведчики — нет ли подвоха?

Отходя ко сну, птицы специальными мышцами, идущими к очину (погруженному в кожу концу пера), взъерошивают платье, поднимают перья дыбом, чтобы было теплее. Под этими настоящими, или, как говорят специалисты, контурными, перьями прячутся тонюсенькие нитевидные перышки. В прошлом веке про нитки думали, будто это жалкие остатки некогда шикарного оперения. Шло время, и в тридцатых годах нашего века утвердилось мнение, будто нитевидные перья вовсе не остатки, а добавочная теплоизоляция. Но много ли могут дать чахлые перышки, разбросанные там и сям? Прошло еще двадцать лет, и орнитологи, наконец, посмотрели в корень: ниточки всегда растут близко-близко от контурного пера. Не помогают ли они держать платье в порядке? Не передают ли в сумку, из которой торчит контурное перо, раздражение, если перо смято строптивым соседом или вывернуто порывом ветра? Да, передают. И птица разглаживает перо клювом.

Но у ниток есть и более серьезное предназначение. Это выяснилось после исследования нитчатых перьев птиц 25 видов, в том числе и ворон. Предприняла такое исследование Т. Л. Бородулина. Теперь можно со спокойной совестью утверждать, что у вороны нитки растут на крыльях, бедрах, шее и груди. На шее каждое перо как бы обнимают две ниточки длиной в четверть главного пера; на вороньей груди нежные ниточки даже чуть длиннее, чем на шее, и тоже льнут к крепким перьям. Ситуация почти как в песне, где тонкая рябина хочет прислониться к могучему дубу.

Роговое вещество делает перо прочным, оно же не дает нервам проникнуть в стержень. Поэтому перо я бесчувственно. Вороне же не все равно, что творится с перьями. И рассказывают ей об этом переплетения нервов — чувствительные тельца Хербста, обосновавшиеся в коже. Но правильнее сказать так: тельца Хербста передают в центральную нервную систему сведения о положении перьев и давлении на них воздушных потоков. Сами же тельца получают сигналы от нитчатых перьев — те, словно рябинки, гнутся и перекручиваются вместе с дубами — крепкими перьями крыльев и хвоста. (Кстати, на вороньей спине и брюхе телец Хербста нет.)

А размышляли ли вы, что будет, если ворону ощипать? Ничего особенного, конечно, не будет — походит голой, а потом оденется. (Правда, нужно следить, чтобы она не простудилась.) Как же именно переодеваются вороны, пожалуй, лучше всех знает А. А. Войткевич — автор объемистого труда «Перо птицы».

Линька — сложная штука: сигналы к переодеванию идут и от нервной системы, и от гипофиза, и от желез внутренней секреции. Но главное — гормональный приказ: чтобы ворона поменяла платье, ее необязательно ощипывать, достаточно впрыснуть либо прогестерон, либо тиреоидин — препарат щитовидной железы.