Несмотря на все советские ужасы, конец 20-х – начало 30-х было каким-то очень живым временем по сравнению, скажем, с брежневской эпохой. Ежов уверенно становился все большим начальником, естественно, очень много при этом работая. И успевал посещать любовницу, да, пожалуй, и любовников. С этим делом он никогда не завязывал. И успевал иногда напиваться. Представить себе такого руководителя высшего звена при Брежневе трудно. Разве только пили при Леониде Ильиче начальники, как всегда. Пока позволяло здоровье. В 1931 году Хаютина наконец развелась с Гладуном, а Ежов – с Титовой. Антонина, работавшая тогда в наркомземе, легко приняла распад давно формально существовавшего союза, защитила диссертацию – что-то там по свекловодству. Самое интересное, что, когда с приходом Берии в НКВД началась волна арестов всех, кто был связан с Ежовым, его бывшую жену как-то не заметили. Титова продолжила спокойно трудиться на ниве свекловодства, прожила долгую жизнь и умерла только в 1988 году.
Недолго побыв в холостом состоянии, Николай Ежов и Евгения Хаютина поженились. А в 1933 году их семья неожиданно стала полной. После нескольких абортов Женечка родить ребенка не могла. И тогда они взяли из приюта пятимесячную девочку. Чтобы та видела только в этой семье своих настоящих родителей. Евгения Соломоновна особенно не мучилась материнскими обязанностями. В ее распоряжении был целый штат прислуги, нянек и кормилиц. Девочку, названную Наташей, она искренне любила. Ежов тоже.
Но, несмотря на это, супружеская жизнь как-то сразу не заладилась. Ежов и Хаютина прекрасно чувствовали себя и друг друга в качестве любовников. Когда же появилась необходимость общения по вечерам, после работы, возможность вместе отдыхать на курортах, посещать театры, кремлевские приемы, оказалось, что они совсем разные люди. Евгению по-прежнему тянуло к писателям, журналистам, людям искусства. А Николая Ивановича – к кому попроще. И у него все усиливалась тяга снимать стресс аппаратной службы спиртным. Если бы жена поддерживала обычай выпить с мужем после тяжелого трудового дня, семья, может быть, была бы покрепче. Но Хаютина пила немного.
А у Ежова быстро нашлись собутыльники. Лучший друг Федор Конар, смазливый украинец и заместитель наркома земледелия, руководители Госбанка Лев Марясин и Георгий Пятаков, большой московский милицейский чин Александр Яковлев. Люди, примерно равные в иерархии Ежову и надеющиеся, что он, уверенно идущий в гору, их не забудет. С Федором Конаром Ежов вступил в гомосексуальную связь. Иногда на их пьянки приглашались проверенные проститутки. Правда, в 1933 году Конара неожиданно расстреляли, обвинив во «вредительстве в сельском хозяйстве». После массовой коллективизации в нескольких областях России и Украины начался голод. Должен был хоть кто-нибудь в этом виноват. Ежов воспринял убийство друга как должное. В системе, где он оказался, от личного начальственного кабинета до личного палача расстояние было совсем небольшим.
Вот тогда треугольник окончательно сформировался. Бабель возобновил связь с Хаютиной. В своих показаниях после ареста он писал об этом достаточно скромно. «Жили они тогда в квартире на Страстном бульваре, там же я познакомился с Ежовым, но ходить туда часто избегал, так как замечал неприязненное к себе отношение со стороны Ежова. Она жаловалась мне на его пьянство, на то, что он проводит в компании Конара и Пятакова, по моим наблюдениям, супружеская жизнь Ежовых первого периода была полна трений и уладилась не скоро». Во всех треугольниках отношения между мужчинами колебались от искренней дружбы до вражды. Но все же больше склонялись к дружбе. А здесь – почти никаких. Не о чем было разговаривать писателю и чиновнику. Еще из бабелевских показаний: «Мне казалось, что он знает о моей связи со своей женой и что моя излишняя навязчивость покажется ему подозрительной. Виделся я с Ежовым в моей жизни раз пять или шесть, а последний раз летом 1936 года у него на даче, куда я привез своего приятеля – артиста Утесова. Никаких разговоров на политические темы при встречах с Ежовым у меня не было, точно так же как и с его женой, которая по мере продвижения своего мужа внешне усваивала манеры на все сто процентов выдержанной советской женщины».